Книга Руки, полные пепла, страница 48 – Мэй

– Тебе всегда было проще так думать.

Пшеничные волосы Деметры были свиты в толстую косу, но сейчас словно сами по себе расплетались, тяжелыми волнами падая на плечо. И вместе с ними в воздухе искрилась и сила. Запах свежего хлеба, шелест спелых колосьев, тяжелых от зерна.

Гадес тоже не сдерживал холодной, темной ярости. Он ощущал, как она клубилась на кончиках его пальцев, свивалась в тенях у двери, которую Деметра сжимала рукой. Воздух между богами подрагивал и едва ли не искрил от напряжения.

– Ты ведь знаешь, что происходит, – глухо сказал Гадес. – Все знают. Кто-то убивает богов. Персефоне опасно не знать, кто она. Не владеть силой, не суметь защитить себя.

– Я смогу о ней позаботиться. Для нее безопаснее пока не помнить. Так сейчас она не богиня. Никто не распознает ее.

– Кроме меня.

– Кроме тебя.

Гадес хотел сказать, что это глупо. Даже если никто не может понять, кто такая Персефона, уж Деметру все знают. И понимают, кто ее дочь. Но одновременно с этим он вспомнил, как часто Деметра брала приемных детей, пока Персефона жила с Гадесом. Обычные человеческие дети, которые вырастали, жили и со временем умирали. Софи могут считать такой же.

Только Гадеса не удалось обмануть.

– Я защищу ее, – сказала Деметра, и ее сила опала, словно прячась. – И от тебя тоже.

И она захлопнула дверь перед так и стоящим на пороге Гадесом. Он еще чувствовал Персефону там, за стенами, ее сердце билось в такт его собственному. А потом он глубоко вздохнул и вернулся в машину. Возможно, показываться Деметре было ошибкой. Но он был рад снова посмотреть ей в лицо – хотя кое-что в этом мире точно не менялось столетиями, например маниакальное стремление Деметры «уберечь» дочь и навсегда оставить рядом с собой.

Без Персефоны машина казалась пустой, покинутой и холодной. Гадес включил печку, чтобы хоть немного согреться и вытравить ощущение промозглого вечера и чужой силы. Потер виски, пытаясь собраться с мыслями. А потом проверил телефон, заметив новое сообщение от Амона.

«Ему стало хуже».

Сидя на стуле, Аид расстегивает длинную молнию на спине платья. Персефона легко снимает ткань с плеч, позволяет ей упасть, шагает обратно к мужу. Обнимает его, ощущая дыхание Аида на своей коже.

– Устал? – мягко спрашивает она.

– Немного.

– Жаль, тебе пришлось участвовать в этом приеме сразу после возвращения с границ.

– У нас есть обязанности.

– Иногда мне кажется, у тебя их слишком много.

Аид усмехается, утыкается лбом в живот Персефоны:

– Сет купил новый бизнес, а Нефтида – платье. Зовут в гости.

– Прекрасно.

Его губы ласкают ее кожу, когда Персефона отстраняется, берет лицо Аида в ладони, заглядывает в глаза:

– Ты бы убил за меня? Ты бы умер за меня?

Он улыбается уголками губ, и эта улыбка острее ножей, острее оскала, это сотни клыков, скрытых за сдержанностью.

– Конечно.

– Лучше живи за меня.

Аид не отвечает. Убирает руки Персефоны, притягивает ее к себе, снова утыкаясь в ее живот. Пальцы Сеф зарываются в его волосы на затылке, ласкают, обещая целую жизнь – и множество жизней после.

Персефона почти не слышит негромкий голос Аида:

– Может, в этом весь смысл.

Софи думала, мать устроит скандал. Но, спускаясь к завтраку, ощутила приятные ароматы готовящейся еды. Усевшись на привычное место на кухне, Софи посмотрела в тарелку, где уже лежала парочка блинчиков и капелька вишневого джема.