Книга Похоронные дела Харта и Мёрси, страница 167 – Меган Баннен

– Есть, мэм! Пойду позову Зедди! – Он мимоходом чмокнул Мёрси в щеку и унесся по лестнице, топоча по ступенькам и вопя.

– Пойду скажу Альме, – сообщила Диана и вышла из мастерской поспокойнее, чем Пэн.

Мёрси, сияя, повернулась к Харту, но в ее счастье закралась горечь. Он должен был умереть, но не умер, и она знала, что сбывается его худший кошмар.

– Ох, Нахальстон, сочувствую. – Она взяла его за руку, которая постепенно согревалась, и прижала к сердцу. – Ты прости, но мне совсем не жаль.

Глаза были закрыты, и открыть их не получалось. Он слышал, что происходит вокруг, но приглушенно, будто под водой, хотя шум собственного дыхания и биение сердца оглушающе гремели в ушах. Сознание то уплывало, то возвращалось, иногда он погружался в блаженную тьму, иногда возвращался в странное состояние перед самым пробуждением. Когда пришел в себя, тело было такое тяжелое, что пошевельнуться не выходило. Он ничего не помнил, не знал, сколько времени прошло и где он, просто плыл по течению. Вокруг была знакомая мягкость, и под, и над ним, с запахом уюта и неги. «Она», – шепнул разум, паутиной разматывая короткое слово. Казалось, если получится поймать его, оно вытащит куда надо.

В щеку ткнулось что-то мокрое и пованивающее, лизнуло с тошнотворным чавканьем. Он поднял свинцовые веки и оказался нос к носу с самой страшной и самой милой собакой на всем Бушонге.

«Леонард», – вспомнил он. Застонал и нечеловеческим усилием перевернулся набок, подальше от влюбленного нападения. Взгляд упал на маленькую женщину в кресле – она заснула, уронив голову. Едва дыша, едва ворочая языком, он смог позвать ее по имени:

– Диана?

Она не шелохнулась. Он посмотрел, как она дышит, послушал, как воздух входит и выходит из нее в ритм с вилянием собачьего хвоста.

– Диана, – повторил он погромче – губы начали слушаться.

Она приоткрыла глаза. Потом резко выпрямилась, будто марионетка, которую дернули за ниточки.

– Харт! – Она бросилась к нему, прижала ладонь ко лбу, как делала мама, когда он болел. – Как себя чувствуешь?

– Я тяжелый, – ответил он и подумал, что ответ крайне дурацкий.

Она заключила его лицо в нежные ладошки, поцеловала в нос.

– Альма тут? – промямлил он. Он словно надрался.

– Пойду позову ее. Всех позову! – Она прижалась лбом ко лбу, и Харт почувствовал аромат ее мыла с бергамотом, а потом отпустила его. Стащила Леонарда с постели и бросилась из комнаты с криком «Он проснулся!», хотя Харт в жизни не слышал, чтобы она повышала голос.

В пересохшем горле драло. Он увидел на тумбочке стакан воды, но пока не сел, не понял, что лежал в кровати. Место было знакомое, и эта мысль мяукала в голове, как кошка, которая просится в дом, но жажда занимала все его внимание – он ужасно хотел пить. Потянулся к стакану, зацепил его, едва не уронив, потом взял как следует. Залпом выпил воду, охладившую пожар в горле, и из уголков рта потекли струйки. Поставил стакан на тумбочку и озадаченно взглянул на мокрые пятна на простой белой хлопковой майке, плотно натянутой на груди. Майка была ему мала. К тому же она явно чужая.

Воображаемая кошка памяти все яростнее скреблась в калитку разума. Харт едва успел признать, что находится не у Альмы с Дианой, когда в комнату ворвался Дакерс и повалил его на матрас еще радостнее, чем Леонард. Харт застонал, и знакомый голос Альмы рявкнул: