Книга Хумай, страница 103 – Алсу Флюровна Исмагилова

– Урал… – беззвучно произнесла Хумай и замотала головой, отрицая всякую мысль, что с ним что-то может случиться, и сильнее прижалась к нему, не желая его никуда отпускать.

Долго стояли они в обнимку, не в силах разомкнуть объятий, запоминая этот миг на всю жизнь. Только когда наконец на горизонте появился первый солнечный луч, Урал тяжело вздохнул и шепнул Хумай в макушку:

– Надо ехать, Хумай. Надо ехать.

Его слова проткнули ей грудь и попали острием в тот самый комок, что разросся во всю грудную клетку. Хумай сдавленно кивнула ему и разомкнула объятия. Ее руки безвольно повисли вдоль тела.

– Иди. – хрипло ответила она ему. – Иди, Урал, иди и не смей оборачиваться.

– Прощай, моя Хумай. – Урал еще раз на краткий миг прижался к ней, поцеловал на прощание и, резко развернувшись, запрыгнул на Акбузата.

Когда они взлетели, Хумай непроизвольно дернулась, протянув руки к небу, и вдруг побежала за ними, сама не понимая, что делает, но нечаянно ударилась о деревце, которое не заметила, и схватилась за ствол руками. Деревце качнулось, и остатки осенних листьев осыпали Хумай с головы до ног. Она мертвой хваткой прижалась к нему, не разрешая себе бежать, чтобы перевоплотиться и лететь за Уралом. «Нельзя! Нельзя! Нельзя!», – твердила она себе, и слезы душили ее, стиснули ей грудь железными тисками, выдавливая комок непрожитых чувств наружу.

Чем меньше становилась фигура Урала на небе, тем больше она рвалась к нему, но руки как будто намертво прилипли к шершавому стволу дерева и не пускали ее, разодрав ее нежную кожу в кровь. Наконец, когда небо полностью его скрыло, Хумай медленно осела на корточки. Кое-как отняв руки от дерева, она обняла свои колени и долго еще сидела так, одинокая и потерянная птица счастья.

ЭПИЛОГ

От долгого полета у нее ныло всё тело. Хотелось уже сесть на первом попавшемся лугу и принять человеческий облик, чтобы хоть немного отдохнуть. Но она не позволяла себе слабостей, задвинув все чувства и физическое истощение куда-то на периферию своего сознания. Ее крылья устали лететь, а шея затекла, поскольку ей приходилось то и дело на лету разглядывать земли, мимо которых она пролетала.

Что именно Хумай искала, она и сама не знала. Может быть, ей повезет, и она сможет найти Иделя и Сакмара? Они-то должны ей все рассказать… Они должны знать, как это случилось. Хумай надеялась, что за три зимы, что они не виделись, мальчишки не сильно изменились. Хотя… Какие уж они мальчишки. Настоящие батыры теперь, наверное. Как Урал.

Она вспомнила, как сначала родился Сакмар, а через два месяца – Идель. Как Айхылу испугалась, когда у нее отошли воды, потому что не знала, что происходит. Повитуха Гульямал посмеялась тогда над ней… А потом Хумай растирала ей поясницу и заставляла ходить и дышать глубоко. И, когда настал ее черед, уже Айхылу держала ее за руку и так же массировала поясницу ей.

Когда Сакмар родился, пока повитухи помогали прийти в себя Айхылу, Хумай немного подержала его на руках, прижимая к груди. Идель тогда, словно почувствовав что-то, так сильно пинался в животе, словно хотел тоже дотронуться до брата. Так они и выросли – всегда вдвоем, плечом к плечу, словно не двоюродные были, а родные братья.

Хумай улыбалась, вспоминая, какие они были пухленькие и сладкие малыши, какую они дали ей с Айхылу новую жизнь, новый смысл существования. Когда Иделя положили ей на грудь, ее мир перевернулся. Какая-то неземная любовь к нему в один стремительный миг обрушилась на нее, накрыла их обоих огромной волной материнских чувств. Его новорожденная беспомощность обескуражила ее до слез. Ей хотелось защищать его от всего мира и оберегать. Однако испытала она вместе с материнской любовью горечь и боль, оттого что не увидит Урал, какой сын у него родился, не будет носить его на руках, играть с ним и наблюдать, как он растет.