Книга Без ума от истребителя, страница 34 – Али Хейзелвуд

— Я помогу, — внезапно говорит он.

Я киваю, слегка смеясь.

— У тебя есть на примете какой-то отморозок?

— Нет, — отвечает он. Но резко поворачивается, открывает ящик и достаёт блестящий, острый нож. Прежде, чем я успеваю сообразить, что он задумал, он сжимает лезвие в кулаке и делает глубокий порез поперёк своей ладони. — Но я с удовольствием предоставлю тебе необходимое.

Позвоночник, вместе со всей нервной системой, превращается в кисель.

Всё моё тело охватывает дрожь.

Пытаюсь заставить себя осмыслить нереальность происходящего: Истребитель предлагает мне кровь. Мне, вампиру.

Но потом аромат его крови достигает меня, и все, что я могу сделать — это броситься к нему.

Глава 14

Мы наткнулись на несколько острых углов, прежде чем наконец нашли ровную поверхность — ею оказался кафельный пол его кухни. Я прижимаю ладонь Лазло к своему рту, крепко присасываюсь к порезу, который он сделал для меня, только для меня, и жадно делаю большие глотки, садясь ему на колени.

Он для меня как желанная добыча — та, которую я выследила, усмирила и завладела. Та, которую решила оставить себе.

Судя по тому, как янтарный оттенок его радужки полностью исчезает за расширенными зрачками, он не возражает. Но чтобы удостовериться, что мы на одной волне, я трусь бёдрами о его тело и наблюдаю, как он выгибается дугой и стонет, словно ему больно.

Да. Определённо на одной.

Секс и кровь всегда существовали для меня в двух отдельных категориях. Наслаждение и насыщение. Прихоть и нужда. Отдельно, обособленно, не пересекаясь. Но это… великолепно. Кровь Лазло, наполняющая мой рот, восхитительна, это жизненная сила и дурманящий наркотик, на который я уже подсела. Никогда ещё я не чувствовала ничего подобного, и причина ясна, когда я делаю ещё один жадный, бесстыдный глоток: это первый раз, когда я пью кровь, добровольно отданную мне.

Меня это так возбуждает, что я стону прямо в ладонь Лазло и слышу его ответный стон. Всё моё тело трепещет от наслаждения при одной лишь мысли, что этот мужчина хочет, чтобы я жила и была здорова, и предлагает мне себя просто потому, что заботится обо мне.

Он не против того, что я пью. Более того, он говорит по-венгерски то, что, по сути, означает «охренеть», «да» и «ещё, пожалуйста». Но он ведь тоже ранен, и я пью слишком много. Я заставляю себя остановиться, отстраняюсь от его плоти и говорю:

— Я не хочу выпить слишком много…

Напрягая пресс, он садиться подо мной и снова прижимает ладонь к моему рту — немой приказ: «Прекрати нести бред и бери столько, сколько тебе нужно». И я повинуюсь. Пока мой замутнённый кровью взгляд не падает на его губы, и я осознаю, что есть нечто, чего я жажду сильнее, чем его крови.

Я отстраняюсь. Он наблюдает, как я слизываю остатки его крови с уголков губ, и стонет в чистой агонии.

— Блять, — хрипло бормочет он, словно заворожённый.

— Могу я… Ты не… Можно мне тебя поцеловать? У меня может быть привкус крови, поэтому, если ты не хочешь…

Он сокращает расстояние между нами, и его губы ласкают мои: неспешно, чувственно, глубоко. Я ощущаю его стон удовольствия прямо на своём языке. Порез на его ладони уже зажил, и одна рука скользит по моей попе, груди, бёдрам, в то время как вторая крепко сжимает мой затылок. Мы оба тяжело дышим, тела слились воедино так тесно, насколько это возможно.