Книга Дитя минувшего, страница 69 – Кристина Веда

– Ты знала, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали? – засмеялся он и вышел на улицу, северный ветер потоком чуть не вырвал двери с петель, но дедушка прикрыл их.

Изба стонала и ныла, а снег облеплял окна. Миша тихо ждала дедушку на старой шубе, что лежала у печи и вздрогнула, когда он вернулся. По его раскрасневшемуся носу, что кусал мороз, по облепленной белым снегом шубе, Миша поняла, что дедушка ездил куда-то далеко на своем снегоходе. Успел замерзнуть, но горячее сердце вело его дальше. Стоило Мише заметить зажатые в руках пакеты, как сердечко забилось сильнее, а в детских глазах вспыхнула благодарность.

– Вот, – воскликнул дедушка, проходя к печи и наклонившись к внучке, – я купил тебе три килограмма манки. А значит люблю тебя в три раза сильнее!

– Из-за манки? – спросил Витя, вырывая меня из далекой, зимней ночи. Я встряхнулась, точно сбрасывая с себя пепел воспоминаний и ответила:

– Нет. Из-за того, что её любила я. Любовь, Вихрь, это когда ты готов покупать своему родному человеку все, чего желает его сердце. Даже если это килограммы манной крупы.

– Для меня любовь это пятнышко. Когда долго смотришь на солнце, затем закрываешь глаза и перед тобой красное пятно. Такое теплое, но расплывчатое. Да, солнце не обнять, но как же оно греет.

– От такой любви можно и ослепнуть.

– Тоже верно, – повисло молчание, каждый думал о своем. Тихий стук часов из коридора успокаивал, возвращая в прошлое, затем Вихрь попросил рассказать еще одну историю о дедушке.

– Это не история, скорее традиция. Всегда пить чай вместе. Я ждала дедушку с работы, а он меня со школы, и мы садились за наш крохотный деревянные столик. Чайник визжал на плите, а после кипяток смешивался с травами, которые сушил дедушка. Мята, мелисса. Мне хватало просто воды и трав, а вод дедушка клал шесть ложек сахара и запивал все конфетами «Золотой петушок», за что я его ругала. Так мы и сидели, под мое бурчание, и пили чай. А когда я уставала возмущаться, дедушка мог рассказать какую-нибудь интересную историю со своей работы, к примеру, как тушил огромный пожар в лесу, много лет назад. Он у меня лесник, – я гордо закатила глаза, позволив теплу от воспоминаний струится по коже, но вместе с ним текла горькая река реальности, – скоро мы также соберемся за маленьким столом и теперь я налью ему чай, сама наложу шесть ложек сахара и больше никогда не буду возмущаться.

Пришлось прикрыть лицо руками и помассировать виски, чтобы справиться с накатившими воспоминаниями. Выдохнула:

– Я плохая внучка.

– Ты не плохая.

Хотелось возмутиться, попросить не жалеть меня, ведь хорошей я себя точно не ощущала. Мне вдруг захотелось крикнуть в прошлое, что я люблю своего дедушку и виновата в его пропаже, но гудящая тишина отрезвила. Я вдруг поняла, что номер был погружен в густую пустоту, точно в вязкую кисельную реку.

Тиканье часов исчезло.

Природа за окном замерла и ветер больше не колыхал синюю шторку. Более того, повеяло прохладой. Деревянный пол покрывался морозной коркой, с треском переходил на стены.

– Ты чувствуешь? – спросила я, приподнявшись на локтях и осматривая комнату. Первым делом взгляд упал на раскрытую ванную комнату, тонувшую во тьме. Оттуда веяло морозным дыханием.

Вихрь выпрямился совсем рядом.

– Это не Кикимора, – ответил он, принюхиваясь, – что-то странное. Ничем не пахнет. Точнее, Навью не пахнет, – исправил он себя, а затем подскочил с дивана и посмотрел на меня округленными глазами. – А где птичка и Марк?