Книга Последнее слово единорогов, страница 207 – Виолетта Орлова

В один из дней их однообразное времяпрепровождение разбавилось загадочным визитером, о приходе которого объявил Кэшью.

– За тобой, беруанец, – гнусно улыбаясь, указал он на Тина. Бедный юноша поежился под его неприятным взглядом. Ему сделалось нехорошо. Неужели его сейчас станут допрашивать?

– Не боись, короед трусливый. Забрать тебя хотят.

Тин обменялся с Даниелом испуганным взглядом и медленно, будто загипнотизированный, побрел за Кэшью. Удушье рывками хватало его за горло, ладони леденели и покрывались потом. Тин тоже не считал себя героем: именно поэтому страх так терзал его, ведь он был уверен – своих предать он не сможет ни при каких обстоятельствах.

Они проходили мимо расшитых золотистыми нитями полидексянских обозов и биваков, кругом до небес пылали оранжевые костры, пьяные нукеры важно шествовали сквозь дымовые завесы, проходя таким образом обряд очищения, шаманы размахивали опахалами в их сторону, повсюду стоял смрад фекалий, гари, баранины и амбры. В какой-то момент Тина завели в один из деревенских особнячков; хозяев тут, разумеется, уже не было. А затем безжалостный конвоир оставил испуганного до смерти юношу одного. Шатаясь от непривычно долгого лежания взаперти, Тин побрел вперед, отчаянно цепляясь руками за шершавые деревянные стены. Тошнотворный страх сковал ему внутренности: куда, зачем?

За неказистым столом на кухне кто-то сидел: огромная сгорбленная фигура напоминала бурого медведя. Тин ожидал встретить хатуга Кэнта, обычно проводившего допросы, однако вместо этого увидел до боли знакомый кафтан с поблекшими пуговицами, неопрятный затылок с поседевшими клоками светлых волос и мелко вздрагивающие плечи, как всегда бывало, когда отец сильно нервничал.

– Па-…—Тин хотел сказать «папа», однако последний слог корявым сучком застрял у него в глотке.

Дорон вздрогнул, медленно подняв голову. Предзакатные отблески солнца, пробивавшиеся сквозь мутное оконце, зловеще освещали его сумрачное лицо, которое сейчас исказила неестественная, подобострастная улыбка. Тин не припоминал, чтобы отец раньше так ему улыбался.

– Тин! – с чувством произнес Дорон, вскочив на ноги и заключив сына в крепкие объятия. Тот не отстранился, а когда родные руки обхватили его за плечи, глаза Тина увлажнились подступающими слезами.

– Я так рад, что с тобой все в порядке! Как только я узнал, что ты здесь, в Той-что-примыкает-к-лесу, я, не раздумывая, отправился за тобой!

– Но как тебя пропустили полидексяне? —с удивлением поинтересовался Тин. – Они ведь… повсюду.

– Ты же знаешь, какие у меня связи в Крыле короля. Договорились с кем надо и вот. Мне разрешили с тобой встретиться, и не только это! Я заберу тебя домой, к маме и сестрам! Ты ведь хочешь на дерево, сынок?

Тин глупо улыбнулся, давясь слезами. Хотел ли он? Разумеется. Однако туча набежала на его лицо, и он робко отстранился.

– Ты заберешь нас вместе с Даном, ведь правда?

Дорон с грустью покачал головой.

– Я договаривался только по поводу тебя, мой мальчик. Но, думаю, они не откажут отпустить и Даниела. Тем более, что смысла вас удерживать уже не будет. Я принес тебе кое-что из гнездима, сынок, ты ведь голоден, да? – с этими словами отец суетливо принялся доставать из холщовой сумы вкусно пахнущие беруанские деликатесы: столь любимые Тином короеды в мятной глазури, копченое голубиное мясо, фирменный гусеничный рулет.