Книга Последнее слово единорогов, страница 159 – Виолетта Орлова

Тьма уже начала заволакивать ветки, солнце зашло за крону гигантского дерева, и Нороган уже в который раз попрощался со своей семьей.

– На сей раз я быстро вернусь, – уверенно пообещал он, исчезая из гнездима. На его лице мелькнула мимолетная полуулыбка, адресованная тем, кого он считал близкими людьми, но почти сразу губы его скривились от отвращения: в Гераклионе, как и всегда, воняло тухлой рыбой. Даже в доме Павлии отвратно воняло стерлядкой, наверное, ее недавно готовила старая экономка, госпожа Ниткинс. Уезжая из Гераклиона Нороган оставил в бывшем доме Павлии управительницу, которую он про себя еще наделил функцией соглядатая. Нороган догадывался, что его бывшие друзья – Ирионус и Индолас, наверняка будут искать его здесь; Доланд, Павлия и Нороган всегда были закадычными друзьями. Еще до войны он частенько гостил у них в прибрежном городе. Нороган также был уверен, что именно сюда в первую очередь отправится Индолас, если вознамерится его отыскать.

– Господин? – неопределенно поздоровалась старая экономка, круглая голова которой была упакована в миловидный старческий чепец. Она ничуть не удивилась, что Нороган материализовался у нее за спиной подобно призраку. Видимо, она уже давно привыкла к чудным выходкам естествознателей, либо, что куда вероятнее, была туговата на ухо и подслеповата, так что неожиданные появления не столь пугали ее, сколь, например, мысль о том, что она может пережарить рыбу на огне.

– Нороган, – тактично помог ей мужчина, с раздражением думая о том, что, возможно, в скором времени ему придется сменить экономку.

– Как, как? – переспросила бедная женщина, сложив руку рупором у уха, однако, подойдя к гостю вплотную, она, конечно же, сразу его узнала.

– Ах, это вы, господин Нороган. Так бы сразу и сказали.

– Я так и сказал.

– Что-что вы говорите?

Мужчина тяжело вздохнул и закатил глаза.

– Прочитайте ее воспоминания, мой друг. Так будет проще, – подсказал ему вездесущий Нольс.

– Старуха помрет тогда, ты спятил?

– Вылечите, не в первый раз.

– Ты просто чудовище, Нольс!

– Не надо меня переоценивать. Я всего лишь ваше отражение.

В те чрезвычайно важные минуты, покуда решалась ее судьба, госпожа Ниткинс, ничего не подозревая, преданно стояла перед Нороганом и усиленно прислушивалась: очевидно, бедняжка пыталась уловить хоть слово, но тщетно.

– Аа, я поняла, что вы хотите сказать! – наконец, радостно воскликнула она. – Рыба подгорает, вот что! Спасибо вам большое, вы появились вовремя. Прям как господин Анкерсон, который тоже заходил на днях. Он искал вас, что-то спрашивал, я не расслышала, а потом оставил вам записку. Она лежит на столе. Положить вам рыбу, вы голодны?

Нороган не слушал ее ненавязчивую болтовню. Он уже читал послание. Затем естествознатель удовлетворенно хмыкнул и исчез, оставив глуховатую экономку заниматься рыбой.

***

Таверна на тощих сваях «Прогнивший якорь» неловко теснилась на маленькой пристани, сложенной из камней. Дом этот отнюдь не блистал чистотой; он выглядел так, словно его измазали в болотной глине: неказистый, осклизлый, зеленовато-серый. Моряки-гераклионцы могли тут выпить рома и угоститься свежими устрицами, но, разумеется, не за просто так. В качестве оплаты здесь принимали жемчуг, либо, как бы это странно ни звучало – сами устрицы. Здесь главенствовал следующий принцип: «хочешь вкусный ужин – налови его себе сам». Впрочем, сей факт нисколько не уменьшал количество посетителей, страстно любивших местное заведение за свою непередаваемую атмосферу. Вообразите: расположенный на мертвом безлюдье, где слышно было только птиц, мутный и грязный, словно покрытый приливом до верхней отметки, шумный – ибо тяжелые волны непрестанно ударялись о его полупрогнившие сваи, с покатыми стенами, как дряхлый, уже повидавший виды баркас, но при всем при этом разительный контраст составляла гостеприимно дымившая железная труба и совершенно восхитительный уютный свет, исходивший из маленького оконца, напоминавшего иллюминатор. Внутри на столах стояли букеты из водорослей, а на полу валялись красивые переливчатые ракушки, на которых подвыпившие моряки засыпали, основательно сдобрив свой сон крепким ромом. Имелось здесь и несколько комнат для задержавшихся посетителей, среди которых, к большому удовольствию Норогана, числился и Индолас.