Книга Ветер перемен, страница 42 – Анюта Соколова

– Но Реньри! – возразила я. – Старший сам засвидетельствовал новый канал притока энергии, возникший благодаря нашей клятве.

– Сольвэриг Реньри – самый молодой, пылкий, импульсивный, – в голосе домработницы сквозила снисходительная насмешка. – Вот увидишь – он сегодня не придёт. Остальные Старшие убедят его не поступать опрометчиво.

– Сэлинкэ, – я подавила дрожь в ногах и гнев в голосе, – даже если оставить в покое клятву, есть ещё невероятное избавление от бездарности. Которое надо внимательно изучать. Ведь это открытие, чудо, данное Богами! Связано оно с клятвой или нет – такое не спрячешь.

Сэлинкэ взглянула на меня с грустью.

– Ты слишком юная, Эльвикэ. Честная, чистая, наивная. Никто не собирается ничего скрывать. Тебя обязательно будут исследовать. Отдельно от Ульвэйна. Возможно, уже в этот самый миг Старшие определяют твою судьбу. Недаром у Золина так кстати случились семейные неприятности на другом конце Скандье, а твой муж тебя бросил в тот же день, как исцелился. Я же сейчас уберу со стола и уйду к себе: меньше видишь, крепче спишь. Тогда за тобой и явятся… Поела бы ты, а?

Мне пришлось зажмуриться. Слова, произнесённые с такой уверенностью, резали душу. Лишали уверенности, превращали людей вокруг меня в хитрых интриганов. И в тысячный раз я сказала себе, что должна сопротивляться. Чужое мнение – это всего лишь мнение другого человека. Оно может быть ошибочным, преувеличенным, неправильным.

– Благодарю, Сэлинкэ, я не голодна. Пойду обратно в залы свитков, там ещё разбирать и разбирать. Если Лэй появится – накорми его, пожалуйста.

Сколько раз мне придётся уходить вот так – на пошатывающихся ногах, но с гордо поднятой головой? Главное – не пускать предательство в сердце. А ноги… это всего лишь ноги.

* * *

Я не дошла до верхних помещений. Заглянула к себе, чтобы умыться и причесаться (чувствовала, что щёки горят, коса расплелась), а, выйдя из ванной, столкнулась с женщиной, визита которой никак не могла предугадать.

В Скандье жену Верховного недолюбливали. Поговаривали, что дар наложил отпечаток и на характер: магия смерти многих пугала до дрожи. Крэйль Тэгьер, урождённая Дарьэ, слухам значения не придавала, во всяком случае, ни разу публично не возмутилась и не опровергла их. Она редко появлялась на людях, всегда в компании мужа, открытыми каналами связи не пользовалась. О том, что это именно мать Лэя, я догадалась по ауре – мощнейшей, различимой даже на расстоянии и окрашенной в насыщенный алый цвет.

Её внешность меня поразила. Тёмная, гораздо темнее, чем у сына, кожа, иссиня-чёрные волосы и ослепительно горящие янтарные глаза без всяких крапинок. Сложно было назвать её красавицей, но то, что, раз увидев подобное сочетание, никогда его не забудешь, – однозначно. Высоченная, тонкая и гибкая, она в обычных строгих юбке и блузе выглядела ожившей иллюстрацией к древним легендам – в которые сама не верила.

– Светлого утра, госпожа Тэгьер, – поклонилась я ей.

– И тебе того же, юная госпожа Тэгьер, – отзеркалила пришедшая. – Позволишь присесть?

– Разумеется, – вежливо подождав, пока она устроится в кресле, я тоже села. Разговор обещал быть не из лёгких, а у меня и так ноги подкашивались. В обмороки я пока не падала, но всё когда-то бывает в первый раз. Брак, свекровь, обморок…