Книга Ветер перемен, страница 22 – Анюта Соколова

– Меня и такой устраивает, – улыбнулась я. – Главное, чтобы Лэй сыт был. А то проснусь ночью погрызенная.

Лэй покраснел.

– У огненных магов ускоренный обмен веществ, – поспешил вставить Смотритель. – Втрое, вчетверо быстрее, чем у остальных. И то, что Ульвэйн испытывает голод, – хороший знак: его организм пока не чувствует изменений. Хотелось бы, чтобы так продолжалось подольше.

Возьму на заметку.

– Как твои успехи в поисках, девонька? Нашла что-нибудь интересное?

– Увы, – я чуть не сорвалась в скорбный вздох, – ничего. Но я же только приступила. Самонадеянно рассчитывать, что сразу окажусь проницательнее мудрейших умов Скандье.

– Ключевое слово – «сразу»? – подмигнул мне Золин. – Молодец, Эльвикэ. Когда Орлэгéр Веньу́к открыл волновую зависимость, ему едва исполнился двадцать один год. А великий изобретатель Закона Света Кри́ас Грегьé был твоим ровесником. Так уж вышло, что самые важные вещи в Скандье – мысленная связь и независимый ни от чего источник энергии – подарили нам совсем юные маги, почти дети. Не сдавайся, девонька. Борись.

Лэй напряжённо замер на стуле.

– Господин Решьек, вы не думаете, что, даря несбыточную надежду, поступаете дурно? Нам нужно смириться со своим положением, а не мечтать о невозможном.

– Все значительные прорывы в нашем мире совершили именно те, кто, как ты говоришь, «мечтал о невозможном». Переноситься на любые расстояния, общаться, находясь далеко друг от друга, получать «из ничего» энергию для любых преобразований… Мой мальчик, Скандье создали мечтатели. Верившие в то, что на пустой ладони вспыхнет свет, – маг вытянул руку, и в горсти заплясал крохотный язычок огня.

– Это всего лишь магия!

– А ты не задумывался о временах, когда это твоё «всего лишь» было несбыточной мечтой? Когда люди вручную рубили деревья, чтобы потом разжечь костёр и прогнать ночь? Когда передвигаться из города в город приходилось пешком, а чтобы обойти Скандье, не хватило бы жизни? Ведь был кто-то первый, пожелавший всё изменить! Кто не побоялся задуматься о невероятном, чтобы его далёкий потомок, через тысячи лет сидя в доме, созданном, обогретом и обслуживаемом магией, в комнате, освещённой магическим огнём, пренебрежительно бросил: «Всего лишь»!

– Тогда почему, – губы Лэя задрожали, – нам с Эль в этой силе отказано? Почему мы должны умереть, толком не начав жить? Почему именно в тот момент, когда я встретил близкого человека, моё время в этом мире начало неумолимый обратный отсчёт? Где в этом смысл, Золин? В чём мечта?

Он рывком поднялся, отставил стул и почти выбежал из комнаты. Сэлинкэ недоумённо вытаращилась ему вслед.

Я сердито поглядела на Смотрителя.

– Зачем вы так? Ему и без того тяжело!

Золин встретил мой взгляд не дрогнув. В глубине карих глаз Смотрителя я различила искры – словно угли того самого, древнего, костра.

– Ему и было тяжело. И будет. Дело тут не в бездарности, Эльвикэ, а в нём самом. Нельзя всю жизнь строить на неприятии себя.

Мысленно плюнув, я пошла вслед за Лэем, гадая – в гостевую он направился или ко мне? Вроде я согласилась на совместное проживание, но он мог постесняться ввалиться без разрешения. Вопрос отпал, когда в коридоре я увидела, как Лэй сидит на полу, обхватив руками колени и прижавшись спиной к двери моей комнаты. Эта поза была идентична той, в которой я застала Лэя в первый раз в парке: наверно, всегда в тяжёлые моменты он стремился стать как можно меньше.