Книга Лисы и Волки, страница 93 – Лиза Белоусова

В понедельник я проснулась раньше будильника и лежала в кровати, по пояс укрывшись одеялом, чувствуя себя птицей, которую вот-вот выпустят на волю. По лицу невольно расползалась глупая улыбка. Комната не хотела расцеплять свои объятия, создавая вокруг кокон уютного сизого полумрака, словно умоляла не уходить; шторы шелестели под порывами ветра из приоткрытой форточки – вечером было слишком жарко. Кажется, в городе усилили отопление. Ничего удивительного – судя по новостям, температура бьет все рекорды. Весна, видимо, в этом году задержится. А оно и неплохо – хоть какая-то отсрочка весенней аллергии и обострений.

Хотя на того маньяка со спичками, за которым гоняются Пак и Арлекин, милые распускающиеся бутоны и березовые почки вряд ли как-либо повлияют.

Будильник разлился трелью соловья, установленной специально по такому случаю, и я с готовностью спихнула с себя одеяло. Настроение испортить не могло ничто, даже намерение выудить из толпы Солейля и выбить у того признание, куда он дел мой рисунок c волком – тот загадочно пропал именно после потасовки с ним. Я даже догадывалась, когда именно и каким образом – наверняка схватил в тот момент, как мама позвала меня к себе. Неизвестно, зачем ему это понадобилось, но он это сделал – значит, следует разобраться.

И я разберусь.

После бессовестной кражи я возненавидела его еще больше. Мало того что ею он оскорбил меня, так и мать, увидев нас, подумала невесть что. Собственно, именно поэтому она и утащила меня на кухню, тем самым поспособствовав преступлению – ей позарез вдруг понадобилось прочитать мне лекцию о том, как вести себя с мальчиками.

Это было абсурдно и бессмысленно, и следовало открыть матери глаза, но тараторила она с такой скоростью и вдохновением, что я не успевала и рта раскрыть.

Она выглядела счастливой, и для ее светящегося взгляда я не могла подобрать подходящего сравнения. Она сжимала мои ладони, словно надеялась разглядеть что-то тайное и сокровенное на моих запястьях, и отрывочно, на мгновение, поднимала на меня глаза. А я стояла напротив, пропуская большую часть реплик мимо ушей и старательно вырисовывая на обоях напротив воображаемые узоры.

К счастью, ничто не длится вечно, и мне удалось вырваться. Она отлипла, как падальщик оставляет труп, которым утолил свой голод, отделила меня от себя с приторной улыбкой. Будто завтра я переступлю порог квартиры и растворюсь в тумане, словно меня никогда не существовало, а она станет бережно хранить призрачную память обо мне.

Я улыбнулась себе в зеркало, провела расческой по волосам, ледяной водой смыла сонливость с лица и, стараясь сохранять оптимизм, пошла обратно в комнату. Свет везде был выключен, из спальни доносился отцовский богатырский храп.

Часы показывали семь пятьдесят. Ну, опоздают – не мои проблемы.

Я с искренним наслаждением сняла форму с вешалки, ощущая приятную шершавую поверхность ткани. Облачаясь в нее, будто закуталась в одеяло. Комфортно.

Пак говорил, что размеры называл, прикидывая, какими они могут быть, на память, представляя мою фигуру. Однако хороший у него глазомер. Надо будет обязательно пошутить на тему того, что ему следует идти в портные.

Едва я затянула на шее красную ленту, шелковую и мягкую, притащенную из кладовки Паком в качестве подарка к долгожданному возвращению в гимназию, и зацепила волчий зуб за миниатюрный крючок, пришитый тем же Паком, телефон, почти утонувший под подушкой, завибрировал. Экран зажегся, сообщая о входящем вызове от лиса.