Книга Лисы и Волки, страница 89 – Лиза Белоусова

– Мама убьет тебя за это, – закончил я.

– Мне нет дела до Оленихи, когда ты пускаешь под откос весь план, – безразлично произнес Изенгрин. – Ты хотя бы осознаешь, что натворил? Теперь мало того что ты отвернул ее от меня, так еще и ее мать убедил в том, что ей следует идти к лисам.

– О, не думаю. – Сплюнул в ладонь кровь и выбитый зуб я, ощущая, как на его месте проклевывается новый. – Ее мама выглядит так, будто ей невыносимо свое собственное существование, надо заметить, весьма никчемное. Едва ли она имеет хоть какое-то влияние на нашего котенка. А я… Я лис, так что отвернул ее не от тебя, а от враждебного тебе лагеря. Ты должен быть благодарен.

– Ты играешь роль моего друга. Твой образ она связывает с моим. Теперь завоевать ту малую толику ее уважения, которое мы уже заработали, будет сложнее. Лис впереди не на шаг, а на десяток шагов, и в этом твоя вина.

– Не надо валить все на меня. Ты прекрасно знал, какие у нас отношения и, рассуди по справедливости, ничего этого не произошло бы.

Тяжелая нога опустилась на позвоночник, сминая кости, как металл корежит при автомобильных авариях. Всхлип заклокотал где-то под ребрами.

Перелом позвоночника. Однозначно. Кажется, одна кость торчит наружу, вспоров мышцы и кожу.

– Ты должен контролировать свои действия, – продолжал Изенгрин. – Признай свои ошибки. От тебя сейчас требуется только это.

Договорив, он отошел назад, оставляя меня корчиться на полу. Меня словно мечами пригвоздили к полу, будто дети – бабочку к столу. Осталось только вскрыть брюхо и полюбоваться внутренностями.

Изенгрин не спеша поднял растрескавшуюся рамку, отодрал разбившееся стекло, не обращая внимания на то, как оно режет ему руки, и вытащил рисунок, уже изрядно измятый. Вглядывался в него он придирчиво, с отчетливым инфернальным сиянием глаз. Потолок в классе будто потемнел, словно застланное тучами небо. Тело рефлекторно дернулось. Я больше не кричал – скулил, как собака, проклиная себя за слабость.

– Вижу след Избирателя. На рисунке смазанный отпечаток духа Варвары. Она начинает просыпаться, – и он повторил, словно убеждая себя: – Она просыпается.

И еще долго держал изображение волка, оглаживая его пальцами с неопределимой нежностью. А затем вдруг сжал его в кулак, окинул меня презрительным взглядом и вновь занес ногу над моим телом. Я закричал еще до удара.

Вопль превратился в визг, застыв на точке, похожей на хрип. Вывернутый позвоночник встал на место, надавив на внутренние органы. На какой-то момент я попал в ад. Слезы щекотали щеки и собирались у губ, но я этого почти не ощущал – пожар в спине разгорался до агонии из-за начавшихся процессов регенерации.

– До начала урока пятнадцать минут, – сообщил Изенгрин. – К тому моменту ты уже должен быть далеко отсюда, иначе позвоночником дело не ограничится. И твоя мать меня не остановит. Понял?

– Понял, – прошелестел я.

А еще четко осознал, что пятнадцати минут для восстановления после такой травмы более чем недостаточно.

* * *

То, что у кабинок не было дверей, весьма оскверняло и без того неутешительную ситуацию – с ними можно было бы спрятаться, забравшись с ногами на унитаз, и попробуй догадайся, что я тут. А так приходилось вжиматься в угол на подоконнике в самой крайней, скрытой от остального помещения длинной перегородкой, едва не завернувшись в плотные шторы.