Книга Лисы и Волки, страница 120 – Лиза Белоусова

По телу пробежали мурашки.

Я ненавидела чувство страха – оно унижало, заставляло считать себя слабой. Поэтому я принялась убеждать себя, что в этом нет ничего особенного – с кем не бывает? Наверное, задремала на уроке. Нужно просто очнуться.

Я попыталась ущипнуть себя, но обнаружила, что не могу оторвать ладонь от перил. Их поверхность держала крепко, медленно пожирая руку, засасывая ее в себя. Я дернулась, но усилия не возымели результата.

В дверь толкались все более остервенело, и в конце концов в перерыве между ударами раздался дикий вой-крик, от которого зазвенело в ушах. Тьма дрогнула и застонала в ответ, но этого я уже не слышала – все мое существо заполнил вопль: «Отдай их мне! Свою тушу и зуб! Отдай!»

– Открой свои проклятые глаза!

Что-то обожгло щеку, в мыслях будто щелкнул выключатель.

Пощечина.

– Что за… – просипела я.

– У меня тот же вопрос! Что ты творишь?!

Не успела я вернуть голову в исходное положение, уже поняла – рядом был Солейль, взъерошенный и взбешенный. Откинув со лба челку, выпрямившуюся и потемневшую из-за воды, он с усталым вздохом сполз на пол, придержавшись за раковины:

– Совсем долбанулась?

Я моргнула, фокусируясь.

Вода, залившая помещение, я, растянувшаяся у стены в маленьком «озерце», и промокший до нитки Солейль, сверлящий меня злобным взглядом.

– Что случилось? – проблеяла я.

Солейль ухмыльнулся:

– Шел к изошнику, когда услышал крики из туалета для карантинного класса. Решил разобраться. Захожу – а тут ты в полной раковине топишься, да так, будто тебя кто-то за волосы держит и выбраться не дает! Вытащил тебя, а ты дерешься, царапаешься. Вот теперь скажи мне, какого хрена ты делала. С удовольствием послушаю!

Я спрятала лицо в ладонях и уткнулась в колени.

– Не думаю, что могу объяснить.

Потому что сама не понимаю, что происходит.

* * *

– Отвяжись от меня.

– После такого-то? Не дождешься.

Собралась, называется, спокойно дойти до спортзала, погрузившись в размышления о своих явно проявляющихся психических расстройствах. Шиш тебе, Ия, жизнь несправедлива! Встречай своего проводника-липучку да терпи, дорогуша.

Происходящее не укладывалось в голове. По логике, Солейль должен был забыть о том, что видел, ведь его это не касается, да и вряд ли он жаждал оказаться по уши в дерьме, но вместо этого вцепился в меня, как пиявка. И началось это сразу после того, как я более или менее восстановила способность ориентироваться в пространстве.

Оставлять пол мокрым было нельзя: вода норовила вот-вот вылиться за пределы туалета и вздуть паркет в коридоре, поэтому я, не горящая желанием платить за ремонт, вытащила тряпку из арсенала уборщицы и принялась вытирать образовавшееся «озерцо». Солейль некоторое время наблюдал за моими потугами, а потом вдруг поднялся, взял швабру, насадил на нее большую пушистую тряпку и принялся помогать. Молча. Чаще всего он оборачивался ко мне спиной, поэтому у меня не было возможности вглядеться в его лицо, но когда он сливал воду в раковину, я заметила его очевидную задумчивость.

И почему-то злиться, язвить, прогонять его, поддевать или издеваться не получалось.

Совместными усилиями мы привели туалет в порядок до того, как туда заявилась уборщица, чтобы забрать свое профессиональное оборудование и пуститься в антипылевой квест по гимназии. Я наивно посчитала, что странности на этом закончились. Все-таки Солейль – не тот человек, который будет просто так протягивать руку помощи. Возможно, ему не чужды благородные порывы, но все же не входят в его рутину. Поэтому на занятия я пошла, предполагая, что сегодня с ним больше не столкнусь, но…