Книга Хозяйка старой пасеки, страница 71 – Наталья Шнейдер

Прежде, чем я успела ответить, генеральша перехватила инициативу.

— Глаша, ты не против, если я и Кириллу, и нам, да и тебе постелю как полагается?

— Вы мне очень поможете, — призналась я.

— Вот и славно.

Гости удалились. Я сгребла со стола посуду в таз, сыпанула щелока и долила воды. Поставила в печь томиться пшенную кашу и молоко — оно явно не доживет до утра, а так будет отличное дополнение к пшенке. Насыпала горчичного порошка в таз с замоченным бельем — за ночь он сделает всю работу, утром останется только прополоскать. Вернулась к посуде. Как только Марья Алексеевна заплатит за шаль, непременно найму кого-нибудь в деревне: я и в своем-то мире не любила мыть посуду, а вот так, в тазике…

Скрипнувшая за спиной дверь отвлекла от размышлений. Я обернулась.

Стрельцов смотрел на меня так, будто я на его глазах только что замучила котенка.

— Не ожидал от вас, Глафира Андреевна, что вы станете развращать мою кузину.

— Что, простите? — оторопела я.

— Я понимаю, что вас саму развратил тот мерзавец, но зачем нести дальше эту мерзость, эту грязь? Зачем вы рассказали ей о истории с гусаром?

Ах, вот оно что. Я вернула в таз с наструганным мылом миску, которую держала в руках. Мне казалось, что я действую медленно и осторожно, но вода выплеснулась, намочив рукав. Слишком велик был соблазн надеть эту миску на голову исправника. И одновременно защипало глаза. Да, эта история случилась не со мной — но Стрельцов-то этого не знал. И рассказала его кузине — я.

— Мерзость и грязь, значит, — тихо повторила я. Горло сжалось так, что говорить стало больно. — Вот, значит, что вы думаете обо мне на самом деле.

Он открыл рот. Закрыл. Во взгляде мелькнуло что-то похожее на вину.

— Я не о вас…

Слишком неуверенно он это произнес. Только подогрев саднящую внутри обиду. В висках застучало.

— О моей истории. Истории девочки, которую обманул и растоптал негодяй. Вы правы — мерзость и грязь. — Я начала отжимать промокший рукав, чтобы скрыть дрожь в пальцах. — Особенно мерзко то, что все беды обрушились на жертву. А гада, убившего ее отца и едва не убившего брата, не повесили, как полагается, а сослали в Скалистый край, откуда он вернется героем войны и сможет погубить еще сколько-то наивных…

— Если бы его повесили, а не сослали, повесили бы и вашего брата, — перебил Стрельцов. Начал мерить шагами кухню.

— Павлу не пришлось бы стреляться с ним, если бы закон исполнялся так, как подобает. Он должен был висеть уже после убийства моего отца! — Я хлопнула ладонями по столу. — И после этого вы, служитель закона, обвиняете меня в том, что я развратила вашу сестру? Рассказав ей о том, к чему приводят сказки о неземной любви?

— Кузину, — машинально поправил он, останавливаясь.

— Неважно. Она— ваша родственница, за которую вы сейчас несете ответственность. Но вместо того, чтобы предостеречь ее, вы кричите «разврат»! — Голос сорвался, пришлось глубоко вдохнуть, чтобы совладать с ним. — Хороша забота, ничего не скажешь!

— Да, забота! — Он шагнул ко мне, нависая. — Барышни вообще не должны знать ничего о… о подобных вещах! Варенька — чистое, невинное создание, а вы…

— А я, как мы уже выяснили, развратница, пытающаяся утянуть ее в пучину порока. — Меня саму удивила горечь в собственном голосе. Почему я принимаю эту историю так близко к сердцу, ведь она произошла не со мной? — Только вам не приходило в голову, что именно поэтому с невинными созданиями и случаются такие вещи! Вы делаете из них лабораторных мышек, выросших в стерильных условиях, а потом удивляетесь, что у них нет иммунитета к мерзавцам, льющим в уши сладкие сказки!