Книга Хозяйка старой пасеки, страница 21 – Наталья Шнейдер

— Когда вернется исправник, будешь вести себя тише воды ниже травы. И только попробуй помешать мне его выпроводить!

Интересно… очень интересно. Я попыталась сосредоточиться на его словах, но что-то внутри уже закипало, поднималось мутной волной. Я попыталась совладать с эмоциями.

— Что, нервишки сдают, дяденька? — фыркнула я. — А не вы ли тетушку топором рубанули? Жалование зажилила?

Это был удар наугад, но, кажется, он попал в цель.

— Ах ты… — Он притиснул локтем мою шею.

Потемнело в глазах — но не оттого, что перестало хватать воздуха.

Дикая, необузданная, совершенно неприличная взрослому человеку ярость вспыхнула внутри огнем, обожгла тело. Мало вы, сволочи этакие, над девчонкой издевались, до сих пор успокоиться не можете? Я двинула управляющего коленом — не попала, тот успел отскочить. Выдохнула длинное и заковыристое ругательство, закончив его коротким «фас»!

Полкан в три прыжка оказался рядом, с размаху сиганул на спину управляющему, вцепился в загривок, словно здоровому медведю. Тот завопил, повалился на меня. Я со всей силы оттолкнула его, добавив еще пару ласковых. Подхватила полено, но оно не понадобилось. Савелий, забыв о собаке, верещал поросенком, хлопал себя по груди, чтобы погасить пламя.

Пламя?

Сюртук полыхал ровно там, где уперлись мои ладони, отпихивая мерзавца. Но как?

Долго удивляться мне не позволил Полкан: опрокинул управляющего на землю, вцепился в руку, которой тот закрывал шею. Я испугалась, что дело кончится трупом, а крайним сделают пса. Да и порасспросить этого типа было бы полезно.

— Полкан, к ноге! — крикнула я, совершенно забыв, что дворняге негде было пройти курс дрессуры.

Но тот мгновенно послушался, слез с управляющего, всем видом показывая разочарование. К ноге, правда, тоже торопиться не стал, навис над человеком, готовый снова вцепиться. Савелий сбил пламя, но встать не решился, отползал, с ужасом глядя то на собаку, то на меня.

Я перехватила полешко поудобнее, шагнула к управляющему.

— Ты кровавую тряпицу мне под тюфяк подложил?

Челюсть его затряслась, но вместо признания раздался отборный мат.

Полкан, угрожающе зарычав, качнулся к управляющему.

— Убери собаку! — взвизгнул тот.

Хорошо, попробуем зайти с другой стороны. Я демонстративно взвесила в руке полено.

— Чем тебе исправник помешал? Чего боишься?

— Глафира Андреевна, что вы делаете?

Я ругнулась: как невовремя! К нам, отдуваясь, бежал доктор. Видимо, Савелий орал достаточно громко, чтобы тот услышал и помчался спасать. Надо отдать должное приказчику — опомнился он быстро.

— Помогите! — завопил он во всю глотку. — Она бешеная!

Все же в возрасте Ивана Михайловича бегать надо или регулярно, или вообще не пытаться. Когда он остановился подле нас, я испугалась, что он свалится с сердечным приступом, а кто знает, есть ли в этом мире подходящие лекарства. Второго доктора-то под рукой точно нет!

— Глафира… Андреевна…

— Она натравила на меня собаку, а потом накинулась с магией. Вот! — Жестом матроса, рвущего на груди тельняшку, управляющий распахнул полы сюртука, показывая обгорелые прорехи на жилете и рубашке — вплоть до тела, где вздувались волдыри.

Меня передернуло.

Это в самом деле я сделала? Следы выглядели так, будто мои руки превратились в раскаленные утюги. Я уставилась на них. Руки как руки: широкие от работы ладони, мозоли, заживший порез у основания большого пальца. Снова посмотрела на обожженного приказчика. Замутило: все же живой человек, хоть и гаденыш.