Книга Хрустящие булочки от попаданки, страница 61 – Мария Минц

– Это ещё почему? – вырвалось у меня, – Только потому, что ты герцог?

Рейвенн снисходительно улыбнулся мне, и эта его улыбочка меня жутко взбесила.

Да что он вообще о себе возомнил?! Решил, что лучше меня?

Стоп, а почему это остальные так странно на меня смотрят?!

– Мы поговорим об этом как-нибудь потом, – негромко сказал он и многозначительно добавил, – наедине.

От этих слов меня бросило в дрожь, а он, не дав мне опомниться, взял отрезанный ломоть хлеба и вонзил в него зубы.

Всё замерло.

Рейвенн, не спеша, прожевал кусок и проглотил. Глаза его расширились, а ненавистная ухмылочка вдруг померкла и исчезла с лица.

– Милена! – хрипло произнёс он, – Что это?!

– Что, где? – тут же переполошилась я. В голове бурей пронеслись самые разные варианты: я что-то напутала с ингредиентами, у Рейвенна случилась индивидуальная непереносимость какого-то из них… Рейвенн попросту решил меня позлить!

В последнее, кстати, поверилось лучше всего, но я всё-таки отбросила этот вариант. Не будет же герцог, взрослый мужик, устраивать подобный детский сад при всех?

Или будет?

Орландо, гад такой, тянул паузу, ощупывая меня тяжёлым изучающим взглядом, а со всех сторон уже раздавались взбудораженные крики:

– Что произошло, господин Рейвенн?

– Вам не понравилось?

– Вкус не тот?

Всё перекрыл истерический вопль Грубера:

– А я говорил, что нельзя даже прикасаться к хлебу этой ведьмы! Говорил!

– Заткнись, – вдруг коротко отрезал Орландо, сверкнув глазами на Казимира, и тот немедленно поперхнулся собственным криком.

Рейвенн вновь повернулся ко мне.

– Это хороший хлеб, – сухо бросил он, – я считаю, что госпожа Лави заслужила лицензию.

Я обомлела.

– И это всё? – вырвалось у меня, – После такой реакции всё, что ты… вы можете сказать – это просто “хороший хлеб”? Ну уж нет, Ваше Сиятельство, уж будьте любезны пояснить. Меня совершенно не устраивает такой расклад!

Воцарилась давящая звенящая тишина. Где-то вдали протяжно промычала корова.

Показалось, что окружающие превратились в статуи, шокированные моей дерзостью. Внезапно тишину разорвали хлопки: это аплодировал Эрнест.

– Браво, Милена, – одобрительно хмыкнул он, – не испугалась этого заносчивого гада.

Я прыснула, а “заносчивый гад” Орландо вскинул бровь.

– Этой оценки вполне достаточно, – ледяным тоном отчеканил он, – больше мне сказать нечего. Удачи, Милена.

И, резко развернувшись на месте, размашистым шагом покинул пекарню.

Стоило ему уйти, как напряжённая тишина лопнула, будто мыльный пузырь, и к хлебу со всех сторон потянулись жадные руки.

Мне оставалось только ошарашенно наблюдать, как члены комиссии хватают ломти и вгрызаются в них, изо всех сил хмуря брови и закатывая глаза.

Они словно смаковали каждую молекулу хлеба, пытаясь отыскать там хоть что-то запрещённое.

Где-то минуту со всех сторон неслось сосредоточенное чавканье, а потом один из членов комиссии вскрикнул:

– Но это же… это же божественно! Я никогда не пробовал такого восхитительного хлеба! Его вкус мягко и ненавязчиво раскрывается во рту, и, клянусь, я впервые не почувствовал его, а буквально увидел! Мне предстало бескрайнее поле, засаженное пшеницей, что уходит под самый горизонт, а прямо над ней, в небесной выси, поёт жаворонок!

Я остолбенела. Что? Нет, мне, конечно, приятно слышать такую похвалу в адрес моего хлеба, но чтобы настолько…