Книга Странная барышня, страница 87 – Алла Эрра

Кажется, я попала. Понятно, что кляузу на меня настрочили мачеха с сыночком, но мне от этого не легче. Одно обнадёживает: у церковников на эту должность набирают адекватных людей, а не полуграмотных фанатиков. Может, ещё всё обойдётся? Вон, к бабке Кривуше тоже когда-то приезжали и отпустили её с миром.

— Приятно познакомиться, — вежливо улыбнулась я. — Прошу в столовую. Думаю, что смогу развеять все домыслы и доказать, что являюсь благочестивой христианкой.

Когда мы расселись за столом, то, отказавшись от предложенной еды, как понимаю, главный в этой группе, пожилой отец Серафим достал стопку бумаг. Быстро пробежался по ней глазами и начал.

— Елизавета Васильевна. Список ваших прегрешений длинный, поэтому давайте разбираться по пунктам. Признаёте ли вы, что получили некий Дар от крестьянки Светланы, в простонародье именуемой бабкой Кривушей?

— Всё верно, отче.

— Ничего к этому не хотите добавить?

— Только то, что Кривуша была глубоко верующим человеком. Очень добрым. К тому же ваше ведомство её проверяло и не нашло никаких доказательств, что служит тёмным силам. Поэтому я без опасений приняла Дар.

— Допустим. У меня написано, что вы проводили колдовские обряды, вспарывая людей и шепча чёрные заклинания. Это так?

— Нет. Я просто помогала людям. Да, иногда приходилось добираться до больного места с помощью инструментов, вскрывать нарывы и прочее, что требует непосредственного вмешательства в тело. Но никаких мерзких заклинаний не было, хотя у Бога и земли Русской помощь просила.

— У земли? — подал голос второй монах. — Похоже на язычество, брат Серафим

— Вполне возможно. Дальше… В непотребном виде появлялись на людях.

— Это как? — удивилась я.

— Тут написано, что в брюках мужских.

— Если имеете в виду шаровары, то надеваю их в лес. Просто в них удобнее. В остальное же время ношу платья.

— Значит, было. А что скажете на обвинение господина Кабылина Вольдемара Потаповича? Он утверждает, что неоднократно соблазняли его чарами, а когда это не вышло, то хотели отрезать ему мужской орган. Будто бы чудом спасся.

— Наоборот! Это он меня пытался изнасиловать! И резать его не собиралась, только припугнуть.

— Но раны нанесли?

— Поверхностные. Через неделю уже ходил почти нормально.

— Нормально ходил?! — воскликнула мачеха. — Да мой сыночек кровью истекал! Чуть не умер! Врёт она всё! Врёт! Я тому свидетельница! И ещё меня отравить хотела! Есть доказательства! Вот её дневник!

Чёрт… А я про него уже забывать стала. Надо было давно уничтожить, но не догадалась вовремя этого сделать, думая, что ещё может пригодиться.

— В нём сказано, что я не желала смерти мачехи. И вообще, всё в дневнике — ложь, так как знала, что Мэри Артамоновна его тайком читает и пытается использовать написанное против меня.

— Сейчас это неважно, — нахмурился монах. — Всех опросим и выводы сделаем сами. А что с некой служанкой Глафирой? Мария Артамоновна утверждает, что вы её извели. Причастны ли вы к пропаже Глафиры?

— Она сбежала, когда я раскрыла её махинации. Мачеха об этом прекрасно знает.

— Впервые слышу! — сделала удивлённый вид Кабылина. — Не надо наговаривать на Глашу! Она была кристальной души человеком!

— Не доказано, — покачал головой отец Иннокентий. — Могла и сама сбежать.

— Верно, — согласился с ним старший. — Но есть ещё некая паровая машина в лесу. Работники не раз жаловались хозяйке, что вы, Елизавета Васильевна, постоянно разгуливали около них голой, призывали чёрта и мазали себя кровью животных.