Книга Странная барышня, страница 120 – Алла Эрра

— Не напоминайте. Хорошо, что больше никто не видел этого позорища, — вздохнула я, мысленно поблагодарив отсталость этого времени, ещё не придумавшего смартфоны и соцсети. — Но раз вы явились спозаранку, значит, имеете что сказать.

— Единственное. Может, я и неправ. Может, иду не той дорогой, но кто-то её пройти должен. Мы учимся на своих и чужих ошибках, отвергаем ложные пути в поисках единственной дороги к Истине. Если я не создам свой аппарат, то буду до конца дней жалеть об этом, упрекая себя в трусости и слабоволии.

Вы думаете, мне не страшно, что он не заработает? Очень! Столько лет жизни, получается, потратил на химеру. Но, быть может, из моей неудачи вырастет новое открытие у другого естествоиспытателя, врача или механика. Пусть не сегодня, а лет через сто. Поймите, Елизавета Васильевна, что мне противно проживать свою жизнь без цели. Моя: помощь людям. Идти к своей цели без уверенности в собственной правоте — это… Не знаю, как донести до вас мысль.

— Сдаться в самом начале пути? — помогла ему я.

— Почти. Скорее, не начать его вовсе.

— Илья Андреевич. То, что вы сейчас говорите, абсолютно верно. Только методом проб и ошибок создаются величайшие изобретения. Но нужно думать не только о цели, но и о последствиях. Представьте, что вы создали своё устройство. Нацепили его на голову несчастной пациентки, но в ваши расчёты закралась ошибка. И вмиг вы превращаетесь из врача в убийцу.

Потом, немного успокоив совесть мыслями о том, что наука требует жертв, и внеся коррективы в изобретение, снова калечите или убиваете подопытную, но уже в результате следующей ошибочки. На каком десятке смертей вы перестанете чувствовать вину за них? На сколько могил должно вырасти кладбище за вашей спиной? А если окажется, что всё было зря и вы ошибались не в частностях, а в целом?

— Вы подняли очень сложный этический вопрос, — нахмурился князь. — Я тоже думаю об этом, но не нахожу ответа. Скорее всего, откажусь от опытов после первой же неудачи. После этого оставлю медицину.

— Но это не воскресит жертву.

— Я очень надеюсь, что ошибки не произойдёт.

— Настолько, что можете испытать свой аппарат на близком вам человеке? Вряд ли на такое решитесь.

Елецкий резко остановил коня и с болью во взгляде пристально посмотрел на меня. Лицо его окаменело, и мне стало немного страшно от такого преображения.

— Я хочу сделать это именно для самого близкого мне человека. Матери. Ради неё моя бабушка и открыла одиннадцать лет назад этот Дом Призрения. Мама лежит здесь в отдельных покоях.

После мучительной смерти моей маленькой сестрёнки от неизвестной болезни, она потеряла рассудок и всякую связь с миром. Я помню весёлый смех и тепло, исходящее от мамы. Как играла на рояле, пела… А потом её светящиеся неземным светом глаза вдруг остекленели и перестали с интересом смотреть на мир, погрузившись в равнодушное безумие.

Когда я, молодой морской офицер, вернулся из первой в своей жизни экспедиции, то не узнал мать. И тогда поклялся себе, что сделаю всё возможное, но вытащу её из этой трясины. Тотчас подал в отставку и был зачислен в Московскую Императорскую Академию. Я грыз гранит науки днём и ночью. Изучал всё, что хоть как-то может мне помочь в дальнейших медицинских исследованиях. Потом практиковался у знаменитых докторов, безропотно выполняя то, что они потребуют. Я забыл о своём титуле ради одного — стать лучшим.