Книга Пекарня с сюрпризом для попаданки, страница 16 – Хелен Гуда

– Это не вариант, – я вспомнила, что история знает случаи, когда в средневековье, в период охоты на ведьм, мужья обвиняли жен в колдовстве, лишь бы избавиться от надоевшей супруги. – Ты мне лучше объясни, почему она не выглядит как священник, а скорее как мирянин?

– Ты же мне только что запретила передавать все, что рассказывают сестры Петеголла, – стрельнула в меня лукавым взглядом.

– Это можешь рассказать, – я закатила глаза и вздохнула. Этого ребенка так просто не переспоришь.

– Ну, тогда слушай, – Сабрина взяла меня за руку и начала рассказ.

За неспешной беседой мы дошли до пекарни. Сабрина рассказывала про бесчинства прежнего инквизитора. С ее слов, вернее, со слов сестер Петеголла, которые она мне передавала сейчас, он не вел аскетичный образ жизни. Злоупотреблял алкоголем и был известным сластолюбцем. Обвинял первых красавиц в колдовстве, а затем держал у себя в резиденции, якобы проводя дознание. А затем некоторых отпускал, а некоторых сжигал на костре. Те, что были отпущены, нередко потом сами вешались или топились. Некоторые сбегали в другие городки, так как оказывались беременными. Я не мешала рассказчице, но, если честно, пребывала в ужасе. Хорошо, что девочка не понимает и половины того, что рассказывает, а просто передает чужие слова. Если взять за веру хотя бы половину того, что я узнала, то такого инквизитора давно пора было самого на костер отправлять. Но его всего лишь сняли с должности и вызвали в столицу. А на его место приехал этот. И, как мне рассказала Сабрина, нынешний инквизитор не относится к духовенству. Вот так вот просто и объясняется тот факт, почему он не в сутане и не молится постоянно, а строит глазки молодым девушкам, то есть мне. Что он обозначил свой личный интерес, заметила даже девочка.

– Если ты станешь женой инквизитора, то ни одна из сестер Петеголла ни слова в твою сторону не посмеет сказать, – закончила свой рассказ Сабрина, как раз когда мы завернули за угол дома и впереди была пекарня.

– Не стоит такие вещи говорить вслух, – попыталась я приструнить девочку. – Если это кто-то услышит, то подумает, что между нам что-то есть. А это не так.

– Ну как же не так? – девочка явно уже себе все нафантазировала.

– Потому что эта случайная встреча ничего не значит. А если он узнает, что мы такое болтаем, то поставим себя в очень неловкое положение, – объясняю я девочке элементарные вещи.

Как оказалось, пекарню Урсула уже закрыла, и нам пришлось обходить здание и заходить с бокового входа. Хотя, как по мне, еще слишком рано было для того, чтобы закрываться. Около черного входа стояла телега, и Урсула со своими сыночками перетаскивала на нее мешки с чем-то.

– Что здесь происходит? – по спешке, с которой Урсула подгоняла сыновей, становилось сразу понятно, что здесь проворачивают что-то нечистое.

– Идите, девочки, вас отец спрашивал, – попыталась выпроводить нас женщина. – Соскучился, наверно, – улыбка расцвела на лице женщины. – “Не могли они позже явиться, два мешка осталось всего”.

– Подождет, – отвечаю, а сама подхожу к телеге. Возница растерянно косится на Урсулу, но молчит. Развязываю мешок и вижу в нем хлеб. – А мы нынче хлеб так покупателям отпускаем?

– Это не хлеб, – пытается спорить дамочка.

– Я, по-вашему, ослепла? – и я извлекаю из мешка круглую ковригу хлеба. – Что это, по-вашему, если не хлеб?