Книга Тайна Солнечной принцессы - 4, страница 158 – Ольга Ильина

— Не отрицайте, Тариэль. Скажите, если я попрошу, вы сделаете для меня все? Вы будете моей женой, Тариэль?

— Да, — выдохнула он, завороженная мерцанием в его глазах. И я понимала ее. В свое время это самое мерцание и во мне все перевернуло, но…

— Но как и с невестой, это не будет правдой. Вы только пешка, Тариэль, ширма для меня. Для моих истинных пристрастий.

Он отступил, улыбнулся ей, а затем неожиданно и как-то обыденно, словно делал это всегда, выхватил из толпы подданных какую-то девицу и поцеловал ее на глазах у всех, затем другую, третью, четвертую…

Не знаю, сколько это продолжалось, я отвернулась. Это было так натурально, так по-настоящему, по-настоящему страшно.

Когда я снова повернулась, он уже тащил Тариэль к трону. Одним движением усадил ее на него, надел на голову венец, а сам спустился с помоста и продолжил танцевать и целоваться на ее глазах со всеми придворными дэйвами нашего двора. И вдруг в дверях показалась я, почему-то одетая в свадебное платье, Инар обернулся ко мне, глаза его полыхнули небывалым, но таким знакомым мне огнем, и он вдруг бросился передо мной на колени. И зашептал:

— Прости, прости, любовь моя. Это ты должна сидеть там, а не эта никчемная дэйва. Я использовал ее. Их всех, чтобы мы с тобой могли быть вместе.

С этими словами он и меня поцеловал и закружил по залу, а затем подбежал к трону, сдернул с него Тариэль, сорвал с ее головы венец и нахлобучил на голову счастливой мне. После этого мы и вовсе занялись непотребствами, начали срывать с себя одежды на глазах у всех. Тариэль рыдала у подножия трона, а придворные потешались над ней, улюлюкали и кричали:

— Фальшивая, фальшивая повелительница.

Мы с Инаром тоже потешались, улюлюкали и бросались в нее собственной одеждой.

Я не могла больше на это смотреть. Это не страх, это жуть какая-то. Жуть вдвойне или втройне.

Она прекратилась, только когда я дернула Тариэль на себя, и мы обе свалились на пол за пределами ловушки. Она несколько секунд непонимающе на меня пялилась, а затем разрыдалась так горестно и душераздирающе, что мне стало просто плохо от этого непередаваемого чувства гадливости к самой себе.

— Тара…

Она поняла по моим глазам, что я тоже видела ее страх. Обиделась, разозлилась и закрылась. Вернувшийся Альт вместе с ректором вовремя забрали ее, но оставались еще учитель Триас и Самира. У него из носа текла кровь, а глаза Самиры были расширены от ужаса.

— Клементина, что это за ловушка? — требовал ответа Лазариэль. Я вкратце пояснила.

— Сможешь вытащить их?

— Постараюсь, но это…

— Что?

— Непросто, — ответила я, посмотрев на все еще рыдающую Тариэль.

Но пока другие разберутся с этим, часы пройдут, а я боюсь, что у пленников моей очередной глупости не было этого времени.

До Триаса добралась значительно быстрее. А вот взяться за его руку я долго не решалась. И все же схватилась.

Меня буквально оглушила тьма, и не та, что живая, а мертвая, бездушная, как в могиле. Кто-то шуршал в этой тьме, шевелился, едва слышно дышал. В какой-то момент во тьму ворвался свет, и я поняла, что это камера, темница. На пороге в ярком отсвете стояли двое. Дэйвы. Один вошел, схватил того, кто был внутри, и только тогда я осознала, что это ребенок. Мальчик лет восьми или даже меньше. Он был совсем худой, в лохмотьях. От него пахло болезнью, испражнениями, застарелым потом. Его вели по пустому, темному, едва освещенному коридору. Я видела множество таких же дверей, таких же камер, и с ужасом понимала, что там тоже были дети.