Онлайн книга «На краю любви»
|
Ася слабо улыбнулась: – Спасибо на добром слове, Марфа, но скажи, наконец, что же с Федором Ивановичем?! Неужто и он… неужто и он умер? Марфа вздохнула: – Ох, не знаю, что и ответить. Про господина Данилова и речи не было. Разве и он там, в той церкви очутился?! – Конечно! – вскричала Ася. – И я видела, как в него выстрелили! – Никита Гаврилович о нем и словом не обмолвились. Ни единым словечком! А может, я просто не слышала ничего? Вам бы лучше у них самих спросить! А может… – Марфа заговорщически прищурилась: – А может, вам все это почудилось? Может, вы в обморок еще в карете грянулись, да так и пролежали беспамятная? И вам просто привиделось-примерещилось, будто Федор Иванович в церкви были и в него, господи помилуй, стреляли? – Да ни в какой обморок в карете я не грянулась, с чего ты это взяла?! – рассердилась Ася. – Как мне это могло привидеться, если я отлично помню, как… Она взглянула на правую руку. Кольцо, тонкое, витое золотое колечко было на месте. Кольцо Федора Ивановича. Ее венчанного супруга. Ася отлично помнила, как это кольцо – окровавленное! – было надето на ее палец. Так что ничего ей не привиделось! – Какое колечко у вас, барышня, распрекрасное! – восхищенно воскликнула Марфа. – Оно, правда, все в крови было, да когда вас обихаживали беспамятную, и ручки ваши, и колечко отмыли. Откуда оно у вас? Раньше я его на вас не примечала, а мой глаз все зацепит! Ася растерялась. Соврать было проще простого: это кольцо, дескать, осталось от матушки – но почему-то язык не поворачивался. Это значило как бы отречься от Федора Ивановича и от венчания с ним. И хоть много страданий было пережито из-за этого венчания, хоть жизнь ее отныне безнадежно запуталась, все же Ася чувствовала, что должна хранить верность – пусть и тайную! – Федору Ивановичу. Но любопытная Марфа так и ела ее глазами. Ведь не отстанет, пока ответа не вынудит! На счастье, в эту минуту дверь отворилась и на пороге появился высокий широкоплечий человек почтенных лет. Асю так в дрожь и бросило. Гаврила Семенович Широков! Он самый! Губитель отца… Как же он изменился! Ася помнила его красивым, щеголеватым, приветливым, проворным, молодым еще, но сейчас лицо его сильно обрюзгло, покрылось красными прожилками, глаза тонули в набрякших веках, он сильно приволакивал ногу и опирался на палку. Одежда, хоть и явно новая, дорогая, сидела дурно, едва сходясь на его располневшем теле. Ну вот, а слухи ходили, будто в Широкополье дела совсем худо, чуть ли не в обносках баре ходят, чуть ли не объедками питаются! Значит, слухи оказались лживы. – Очнулась наконец, милая ты наша Асенька? – ласково вопросил Гаврила Семенович и махнул Марфе: – А ты поди, поди вон, болтушка, делать тебе нечего! Только и способна языком молоть сутки напролет! Впрочем, сказано это было без всякой злобы, весьма добродушно. Однако Марфа вмиг исчезла, будто ее и не было. – Ну здравствуй, Асенька, храни тебя Господь! – своим тоненьким, словно бы вечно девичьим голоском запищала Варвара Михайловна, которую ввезла в самодельном кресле на колесиках незаменимая Антонида. – Сколько же лет не видались?! Ася что-то отвечала, в лад ахая и охая, улыбалась, но в глубине души удивлялась, как изменилась и Варвара Михайловна, в былые годы высокая, стройная, статная, удивительно красивая и яркая женщина. По обычаю она румянилась, когда надо было выезжать (хлеб насущный ценила она меньше, чем веселое общество!), но и без румян и белил цвет ее лица был прекрасен. Конечно, она жеманилась почем зря, но что делать, когда в те поры была такая мода? Теперь же в кресле сидела чрезмерно накрашенная и намазанная иссохшая старушка: суетливая, сюсюкающая, пришепетывающая. От прежней Варвары Михайловны осталось одно жеманство. Она так же, как муж, была одета во все нарядное, дорогое, но одежда болталась на ней. Под множеством рюшечек и складочек Ася, как ни всматривалась, вообще не могла разглядеть очертаний ее фигуры, как под слоями краски – истинных черт и цвета ее лица. Да, после гибели Константина у Варвары Михайловны не только ноги отнялись – она похоже, немного повредилась в уме. Ну и сам Гаврила Семенович, промотав все богатство Широкополья (а ведь оно во многом было приумножено приданым Варвары Михайловны!), нанес жене немалые духовные раны. |