Книга Шаг сквозь стену, страница 59 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Правильно, чтоб не пересказывать потом, молоток. Двенадцать, по шесть на каждый. То есть каким-то образом они, будучи почти все время на моих глазах, ну ладно, на самом деле я им доверял, это же были наши не первые объекты, но все же… Короче, они смогли незаметно установить эти бомбочки-жучки. Проверяем все. Даже офис Логинова.

– Там что-то удалось найти? – заинтересовался Гуров.

– А, так самое интересное я тебе забыл рассказать, – почти весело продолжил Иван, – одна из машин наших, фургон для оборудования, заминирована. Ты тогда случайную фразу бросил, мол, «проверь оборудование на всякий случай», вот мне и пришла в голову мысль действительно его проверить. Там взрывчатки было, ну… офис бы взлетел. Красиво так, как «Союз». Или что там летело и не долетело.

– Иван, чуть больше конкретики, будь добр.

– Слушаюсь! – хмыкнул его собеседник. И продолжил: – В общем, пока саперы работают – я, кстати, вашего же и вызвал. Дим Димыча. Шикарный мужик, разобрал все до винтика в момент. – Как оказалось, еще одним полезным качеством Ивана было то, что обидеть его практически невозможно, любое слово просто отскакивало от него, как мячик. Но при этом он запоминал все, что говорили ему люди.

– Понял. Тогда он, скорее всего, пришлет мне копию рапорта.

– Или вашему генералу. В общем, веселые люди. И я их прошляпил.

И тут Гурову стало интересно. Он хотел задать Ване этот вопрос, пожалуй, уже через час после их знакомства.

– Слушай, а почему ты вообще не материшься? По идее, уж кому, как не тебе, быть мастером прикладного слога.

Это было чистой правдой. Иван не просто говорил чисто. У него была очень хорошо поставленная речь, без провисаний, пауз и слов-паразитов.

– У меня мама учитель русского языка и литературы. И она мне с детства вбила в голову, что материться можно только в том случае, если все то же самое ты не можешь объяснить и без слова мата. А потом я и сам понял, что могу и без ругани очень красиво вынести мозги любому. Без мата и рукоприкладства.

Гуров улыбнулся, и они попрощались.

Крячко покачал головой:

– Вот бы его к нам на работу. Если бы такой кадр ходил по Главку, мне кажется, у нас все подозреваемые бы сразу каялись. И писали бы по три признательных, лишь бы мы его убрали скорее куда-нибудь.

Доехав до Главка, Гуров оставил Стаса в кабинете писать отчет по неожиданной ночной вылазке, а сам отправился в другую больницу, чтобы встретиться с печальным «турецкоподданным» Гоги Сихарулидзе. Найти палату, где лежал звезда турецких сериалов, оказалось не так сложно, путь к ней был в прямом смысле этого слова усыпан цветами. Цветы стояли на этаже, на подоконниках, на столе медсестры, кто-то даже принес воздушные шарики и украсил ими лестницу. Льву очень не хотелось туда идти. Полковник чувствовал себя каким-то… мальчишкой. Идти и убеждать артиста ничего больше не говорить прессе. Да и нога к концу дня, когда перестали действовать волшебные обезболивающие Дарьи, неожиданно разболелась. И, наверное, это было то самое время, когда Гуров вдруг почувствовал себя слегка… староватым для всего этого.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Гуров и понял, что не очень знает, что говорить.

Хотелось по привычке начать допрос, но на секунду полковник поймал себя на мысли, что даже не знает с чего. И какую роль сейчас ему играть в этой беседе. Самого себя? Пострадавшего, у которого нет претензий? Оперативника, который пришел опросить свидетеля?