Книга Мемуары Дьявола, страница 208 – Фредерик Сулье

– Кстати о женщинах! – спохватился Луицци. – Что ты думаешь о графине де Серни?

– Высокая блондинка, сильная, женщина до мозга костей, но без сердца. По слухам, она решительна, дерзка, высокомерна, этакая скульптура из плоти. Если когда-нибудь она заведет любовника, она превратит его в лакея, но не в силу любовного желания, а в силу жажды власти. Так, по крайней мере, говорят о ней в свете.

– Как, если она заведет любовника? У нее что же, еще ни разу не было любовника?

– Никогда!

– Невероятно! Почему же она так испугалась, когда я пригрозил рассказать о ее секретах?

– Черт возьми! Хозяин, неужели ты полагаешь, что у женщин, кроме любовных, нет других грехов и других бед, которые им хотелось бы скрыть? Ты не задумывался, что часто для женщины смех страшнее позора?

– Что? – Луицци наклонился к Дьяволу в состоянии крайнего удивления. Тот, развалившись в кресле, расстегивал жилет и пыхтел, как при удушье. – Значит, графиня не в состоянии иметь любовника?

– Говорю тебе, у нее восхитительное тело, она одна из тех женщин, кто хранит изначальные черты своего подлинного рода, она из тех прекрасных северных созданий, пришедших из славянских стран покорить Францию; царственная натура, щедрая, богатая, смелая, одним словом, истинная женщина.

– Значит, честолюбие заменяет ей чувственность?

– Не скажу, что заменяет, скорее отвлекает.

– Поясни!

– Она стала честолюбивой, чтобы остаться честной.

– Вот что! На самом деле обмануть мужа можно довольно легко и безнаказанно, а она так молода, чтобы отказываться от этого.

– Для нее вовсе не легко, потому что безнаказанной она не останется.

– Так граф ревнив?

– Что касается жены, нет, но к своему достоинству он относится весьма ревностно.

– Не сомневаюсь, что он надзирает за ней, как испанский опекун.

– Ты войдешь к ней в десять часов и найдешь ее одну, ты выйдешь от нее, когда захочешь и так, что он ни о чем не догадается, если не случится ничего непредвиденного.

– Значит, – рассудил Луицци, – ты не можешь утверждать, что я добьюсь того, на что надеюсь.

– Возможно, – заметил Дьявол, – а возможно, ты обретешь за одну ночь то, за что многие другие получали отказ на протяжении долгих лет искренней и преданной любви.

– Ты полагаешь?

– Я просто уверен, что если ничего не выйдет, то только по твоей вине.

– Может, дашь мне несколько советов?

– Я? – изумился Сатана и тяжело вздохнул: – Нет уж, уволь! Во веки веков я любил лишь одну из смертных женщин, но не смог одержать над ней победы.

– Кто же она?

– Дева Мария. – Дьявол скорчил самую гнусную рожу. – Еще ее зовут Божьей Матерью.

– А как же остальные?

– Остальных я оставил на попечение мужчин, кроме Евы, я тебе уже говорил. Я вынужден был вмешаться, чтобы она изменила мужу, ведь их в ту пору было только двое на земле. Был бы тогда на свете хоть какой-нибудь заика, или одноглазый, или горбатый, впрочем, любой идиот, я бы освободил себя от подобной заботы. С тех пор я больше не занимался такими делами, поэтому мои советы были бы советами неискушенного учителя.

– Скажи хотя бы, она из тех, кого можно ввести в заблуждение неожиданным дерзким поступком?

– Я не верю в неожиданности, если женщины совсем не знают, чего они хотят, но таких уже не существует.

– Особенно, – подхватил Луицци, – если они замужем. Но, может быть, она из тех, чье воображение можно воспламенить взглядами, словами, чувственными сценами.

– Нет, не верю в быструю власть чувственности, если речь не идет об определенном настрое разума и чувств. Малопьющего нелегко напоить допьяна, чего не скажешь о том, кто сам каждый вечер напивается до потери сознания.

– Не это ли ты имел в виду, рассказывая об архиепископе?

– Да нет, – ответил Дьявол, – ведь архиепископ пьет, но никогда не напивается. Некоторым женщинам ничего не стоит отдаться трем любовникам за одну ночь, но они так и не достигают любовного опьянения. Дидро справедливо называет таких хищными тварями, а Ювенал отлично объясняет своей строкой «Lassata viris et non satiata recessit» ^[12].

– Но, если так рассуждать, кто же тогда Жюльетта, чье присутствие оказывает на меня столь сильное, мгновенное и волнующее действие?

Казалось, Дьявол пришел в замешательство, но все же ответил:

– Когда ты чем-то обладаешь, это уже не возбуждает. Есть блюда, только вид которых вызывает аппетит.

– Однако мне кажется, что Жюльетта…

– Возможно, не воспользуется спровоцированными ею желаниями. – перебил Дьявол барона. – Есть одно жестокое выражение, оно принадлежит господину де Мэру, последнему любовнику Оливии; однажды он рассказывал, как женщина, которую он обожал, внезапно отдалась другому.

– Какое выражение?

– Его смысл в том, – продолжил Дьявол, – что не нужно искушать женщину, волновать ее сердце, туманить голову, будоражить чувства, а пользоваться моментом, когда она сама решится уступить вам, если она сильна, или не в состоянии устоять, если слаба.

– Так что за выражение?

– Его произнесла женщина.

– И как оно звучит?

– Гениальная женщина.

– Ну же, ну!

– Госпожа де Сталь.

– Сатана, ты издеваешься надо мной.

– Право, мой дорогой, я всего лишь Дьявол; я не имею права выражаться так же прямо, как женщина, тем более гениальная.

– Это наряд аббата вынуждает тебя быть столь добропорядочным? – засмеялся Луицци.

– Отнюдь, мой господин. Я остался в этом костюме, потому что хочу, чтобы ты узнал о чем-то, связанном с распутством, и мой рассказ диссонировал бы с другим одеянием.

– Ладно! Но выражение, выражение!

– Слушай! Выражение… это… порою жар загребает не тот, кто огонь раздувает. Осмысли фразу – и узнаешь свою историю с Жюльеттой и госпожой де Серни.

– Значит, – удовлетворенно хмыкнул Луицци, – графиня будет моей?

– Все зависит от тебя.

– Как же мне ее заполучить?

– Дорогой друг, это вопрос школяра.

– Время идет, а ты все ходишь вокруг да около.

– У нас есть время, – ухмыльнулся Сатана, – не переживай, история госпожи де Серни непродолжительна, впрочем, история ее мужа – тоже. Я расскажу тебе все в карете, ты отвезешь меня в предместье Сен-Жермен, мне нужно навестить одну юную благочестивую особу.