Смерть лицедея - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм

— Нельзя перерезать горло и обойтись без крови.

— Разумеется. Публика жаждет крови.

— Не соглашусь. В лондонской постановке никакой крови не было.

— А, со Скофилдом ^[1], — пренебрежительно буркнул Эсслин. — Слишком манерно.

В ЛТОК — Любительском театральном обществе Каустона — ставили «Амадея». Репетиции шли полным ходом. Оба Вентичелли знали свои роли почти наизусть, к выходным ожидался камин для Шенбруннского дворца, а Констанция наконец-то совсем уже собралась приступить к заучиванию пары-тройки своих реплик, хотя по-прежнему смутно представляла себе, в каком порядке они следуют. Кроме того, предстояло решить нелегкий вопрос, каким образом Сальери должен будет перерезать себе горло, чтобы вышло наиболее эффектно. Тим Янг, единственный член общества, брившийся по старинке, обещал сегодня принести опасную бритву. Но он еще не появлялся.

— Но ведь кровь не проблема… эм-м… В смысле, ингредиенты, из которых ее делают, легко достать. Помню, в Королевском Шекспировском театре…

— Разумеется, Дирдре, ингредиенты, из которых делают кровь, легко достать, — огрызнулся Гарольд Уинстенли, которого раздражало любое упоминание о Королевском Шекспировском театре. — Полагаю, никто из присутствующих не сомневается, что их легко достать. Я просто пытаюсь быть чуточку оригинальнее… отойти от привычных стереотипов. Comprenez? ^[2] — Он внимательно оглядел собравшихся, явно ожидая восторгов по поводу нечеловеческого терпения, с которым он выслушивает такую откровенную чушь. — Кстати, если речь зашла о привычках, то не пора ли нам выпить кофе?

— Да, извините. — Дирдре Тиббс, сидевшая на сцене, по-девичьи обхватив руками колени, вскочила на ноги.

— Тогда поживее.

— Если, по-вашему, Скофилд манерен, — сказал Дональд Эверард, возвращаясь к уничижительному замечанию Эсслина, — то как насчет Саймона Кэллоу? ^[3]

— Да, как насчет Саймона Кэллоу? — выкрикнул его брат-близнец.

Дирдре оставила их поносить выдающихся актеров сколько душе угодно и направилась из зала в буфет. Дирдре считалась помощником режиссера. На предыдущих постановках она выполняла всякие мелкие поручения, но несколько недель назад, пропустив для храбрости пару стаканчиков мартини, робко попросила у правления общества обсудить возможность ее повышения. К ее радости, они проголосовали в ее пользу, пусть и не единодушно. Но радость была недолгой, поскольку ее теперешние обязанности, как оказалось, ничем не отличались от тех, которые она выполняла в театре Лэтимера и раньше. Гарольд (как он сам говорил) не терпел никаких возражений, когда дело касалось постановочных вопросов, и ее немногочисленные робкие суждения либо пропускал мимо ушей, либо разносил в пух и прах.

В буфете она сняла кружки с крючков и крайне осторожно, чтобы чего доброго не звякнуть, расставила их на подносе, потом тонкой струйкой пустила воду из крана и наполнила чайник. Гарольд, считавший, будто он один стоит доброго десятка умных голов, при малейшем шуме мгновенно терял весь творческий настрой.

Конечно, с грустью признавала Дирдре, в режиссуре он знает толк. Двадцать лет назад он выступал на сцене в Файли, на протяжении одного летнего сезона ставил спектакли в Майнхеде и участвовал в премьерных гастрольных представлениях «Паутины» ^[4] (с первоначальным лондонским составом). Такому опытному человеку не возразишь. Хотя кое-кто и пытался. Особенно новички, которые еще имели собственное мнение и не сразу разбирались в исторически сложившейся иерархии. Впрочем, их было немного. Отбор в ЛТОК был жестким. Николас, игравший Моцарта, тревожно ожидал результатов прослушивания в Центральную школу сценической речи и актерского мастерства. Он изредка возражал. Эсслин не возражал никогда. Он внимательно выслушивал все, что говорил Гарольд, а потом играл в своей обычной пресной манере. Гарольд мирился с неуступчивостью одного человека и утешался тем, что все остальные ходили у него по струнке.

Дирдре всыпала в кружки дешевого растворимого кофе и сухого молока, потом налила кипятку. Кое-где на поверхность всплыли один-два белых комочка, и она принялась судорожно давить их ложечкой, попутно пытаясь вспомнить, кому класть сахар, а кому — нет. Лучше взять с собой пачку и спросить. Она тихонько вернулась в зал, с трудом удерживая в равновесии тяжелый поднос. Эсслин завел разговор об Иэне Маккеллене ^[5]:

— Совершенно вопреки здравому смыслу, меня увлекли его актерские потуги. А ведь он от начала до конца только и делал, что выставлял себя напоказ и пытался вызвать всеобщее восхищение.

— Но я думал, — сказал Николас, невинно округлив серые глаза, — что в этом и есть смысл игры.

Братья Эверарды, которые всегда беззастенчиво поддакивали исполнителю главной роли, один за другим воскликнули:

— Я точно знаю, что имеет в виду Эсслин.

— Я тоже. Маккеллен всегда оставлял меня равнодушным.

Дирдре встряла со своим вопросом насчет сахара.

— Милочка, пора бы уже запомнить, — сказала Роза Кроули, — мне самую малость. — Она говорила с хрипотцой, растягивая слова. Играла она госпожу Сальери, свою самую скромную роль по сравнению с предыдущими, но в «Амадее» других возрастных женских ролей не было. Понятное дело, служанки и престарелые жительницы города во внимание не принимались. — Ты уже столько репетиций подкрепляешь наши силы, — продолжала она. — Не знаю, как тебе это удается. — Роза слегка вздохнула. К Дирдре она по определению благоволила, поскольку знала, что великодушие к статистам и помощникам режиссера — признак настоящей звезды. Она просто хотела, чтобы Дирдре была немного порасторопнее. Роза с лучезарной улыбкой взяла у нее свою кружку с отбитыми краями. — Спасибо, дорогая.

Дирдре едва заметно скривила губы. «И правда, — подумала она, — если у тебя талия, как у белого кита, то и самой малости будет слишком много». К ее пущей досаде, Роза была одета в длинную шубу, которую она (Дирдре) купила в магазине Оксфэма для постановки «Вишневого сада». После заключительного спектакля эта шуба так и не вернулась обратно в гардеробную.

— О господи! — Гарольд посмотрел в свою голубую, покрытую глазурью кружку, на которой сбоку красным лаком для ногтей было выведено «Г. У. (реж.)». — Опять этот крысиный помет! Кто-нибудь может раздобыть настоящего молока? Пожалуйста! Разве это так сложно?