Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 151

Страница

Амбициозные планы Дарре были реализованы лишь частично. Они сделали его крайне непопулярным среди многих слоев населения, включая большие группы крестьян. Более того, несмотря на готовность разрешить разделение обанкротившихся землевладений, Гитлер в качестве главного решения аграрных проблем Германии рассматривал завоевание жизненного пространства на Востоке. По его мнению, колонизация должна была подождать до тех пор, пока Германия не распространит свою власть на Польшу, Беларусь и Украину. В любом случае, несмотря на весь свой словесный эгалитаризм, Гитлер не хотел разрушать экономический фундамент прусской земельной аристократии. Многие экономические эксперты понимали, что юнкерские владения, во многих из которых с девятнадцатого века было успешно рационализировано и модернизировано производство и управление, были намного более эффективными в качестве производителей продовольствия, чем мелкие крестьянские хозяйства, а сохранение поставок продуктов в настоящем нельзя было заложить ради создания расовой утопии в будущем. Таким образом, на практике число новых мелких ферм, созданных на востоке Эльбы, не слишком увеличилось по сравнению с последними годами Веймарской республики. Сыновья фермеров, лишенные наследства по новому закону, в целом не смогли получить себе новую землю. И в любом случае многие католические крестьяне с холмов Южной Германии не испытывали никакого энтузиазма, когда их вырывали из традиционных мест обитания и переводили на далекие берега Померании и Восточной Пруссии, далеко от их семей, в окружение чуждых протестантов, говорящих на странных диалектах, в незнакомые, плоские и непримечательные пейзажи ^[1045].

В рамках схемы погашения долгов, внедренной предшественником Дарре, Альфредом Гутенбергом, правительство выделило 650 миллионов рейхсмарок д ля обеспечения платежеспособности фермеров. Это была сумма одного порядка с 454 миллионами, выплаченными при Веймарской республике в период между 1926 и 1933 годами. Задолжавшие фермеры, попавшие под защиту Имперского закона о неотчуждаемой собственности, обнаружили, что угроза потери имущества исчезла. Однако владельцы неотчуждаемых ферм часто получали отказ в кредитах из-за того, что больше не могли использовать свои фермы в качестве залога. То, что некоторые фермеры стали ссылаться на свой новый статус, отказываясь выплачивать прошлые долги, только укрепляло решимость поставщиков и перекупщиков заставлять тех платить наличными за любые приобретаемые товары. Таким образом, закон еще больше усложнил для них вложение средств в дорогие машины и покупку небольших сельскохозяйственных участков, прилегающих к их фермам. «Какой для нас толк в наследных фермах, которые будут освобождены от долгов в течение 30 лет, — говорил один из фермеров, — если сейчас мы не можем получить никаких денег, потому что никто не желает нам ничего давать?» ^[1046] Сыновья и дочери фермеров, внезапно лишившиеся наследства, испытывали острую обиду и возмущение: многие из них работали не покладая рук всю свою жизнь в качестве неоплачиваемых семейных помощников, ожидая своей доли от отцовской земли, а теперь эта возможность была грубо уничтожена положениями нового закона. Фермеры, сочувствовавшие положению своих детей, больше не могли следовать обычаю, распространенному в районах с правилом майората, перезакладывать ферму для получения денег на приданое или передавать наличные средства своим лишенным наследства отпрыскам в завещании. В практике только одного нотариуса было отмечено двадцать помолвок, которые были расторгнуты весной 1934 года после введения закона, поскольку отцы невест больше не могли получить денег на приданое ^[1047]. Более того, для лишенных наследства теперь стало еще сложнее купить собственную ферму, даже если у них были некоторые наличные деньги, поскольку уход 700 000 ферм с рынка собственности в соответствии с новым законом привел к повышению цен на отчуждаемые участки. Как ни парадоксально, Имперский закон о неотчуждаемой собственности не оставил невезучим сыновьям и дочерям фермеров других вариантов, кроме как покинуть свою землю и переехать в город, против чего изначально и боролся Дарре. Установленные законом ограничения были настолько обременительными, что многие фермеры с неотчуждаемой собственностью больше не чувствовали, что на самом деле владеют своей землей, они просто оказались попечителями и управляющими ^[1048].

Устранение правил автоматического наследования создало серьезное напряжение в семье. Согласно ряду отчетов, фермеры считали, что закон «станет причиной войны между озлобленными отпрысками», и полагали, что «за ним последует введение системы семей из одного ребенка» — еще одно возможное следствие закона, которое было совершенно противоположно замыслу Дарре. В Баварии в конце 1934 года один такой фермер, старейший член партии в районе, был отправлен за решетку на три месяца за публичное высказывание о том, что Гитлер не был фермером и не имел детей, иначе бы он никогда не утвердил такой закон. На суде он повторил это утверждение, хотя и без непристойностей, присутствовавших в оригинальном заявлении. Крестьяне даже обращались в суд, оспаривая решение, квалифицировавшее их как фермеров с неотчуждаемой собственностью ^[1049]. К лету 1934 года фермеры ополчились против аграрной политики нацистов повсеместно. Говорили, что в Баварии атмосфера ярмарочных дней была настолько враждебна к партии, что местные жандармы не осмеливались вмешиваться, а известные нацисты избегали встреч с фермерами, не желая подвергаться шквалу очень неприятных вопросов. Даже в таких регионах, как Шлезвиг-Гольштейн, где сельское население в огромных количествах голосовало за нацистов в 1930—1933 годах, в июле 1934 года крестьяне были подавлены сложившейся ситуацией, особенно ценами на свинину. Кроме того, как сообщал в это время один агент социал-демократов с северо-запада Германии: «Раньше средние и крупные землевладельцы Ольденбурга и Восточной Фризии горячо поддерживали нацистов. Но сейчас они практически единодушно отвернулись от них и вернулись к своим прежним консервативным взглядам. Основной вклад в такое изменение отношения внесли скотоводы Восточной Фризии и богатые фермеры в польдерах в результате Закона о неот-чуждении имущества, а также средние фермеры и пользователи земель в первую очередь из-за введения обязательных норм по производству молока и яиц» ^[1050].

Проблема здесь заключалась в том, что вместо того, чтобы напрямую продавать молоко и яйца потребителям, как и прежде, фермеры теперь должны были проходить через запутанную структуру Имперского продовольственного управления, и это означало, что они получали только 10 пфеннигов за литр молока вместо прежних 16, поскольку оптовики брали комиссию в 10 пфеннигов, а максимальная цена была фиксирована на отметке в 20. Неудивительно, что вскоре стал действовать черный рынок яиц и молока, раздражавший власти, которые отвечали полицейскими рейдами, массовой конфискацией контрабандных яиц и арестами вовлеченных людей ^[1051].

Страница