Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 154

Тот факт, что действия режима не привели к фундаментальным изменениям сельских социальных структур, возможно, может объяснить, почему в конечном счете, несмотря на все свое недовольство, крестьяне не перешли к открытой оппозиции. Основные проблемы — нехватка рабочих рук, нежелательные побочные эффекты Имперского закона о неотчуждаемой собственности, низкие цены на продукцию, устанавливаемые Имперским продовольственным управлением, — создавали для крестьянства преграды, которые они всеми силами пытались преодолевать с помощью традиционной хитрости, добавляя в муку дешевые примеси, продавая продукты напрямую на черном рынке и т.д. Они также могли прибегать к помощи закона, и многие так и поступали. Последствия Имперского закона о неотчуждаемой собственности, например, смягчались включением положений о законном лишении фермеров с неотчуждаемой собственностью их хозяйств, если те отказывались выплачивать свои долги или не могли вести дела надлежащим образом. Особые местные суды, в которых широко были представлены местные жители, не боялись исключать из своих рядов таких недобросовестные дельцов, поскольку это было очевидно в интересах эффективного производства продовольствия, а также сохранения мира и спокойствия в сельской местности ^[1065]. В целом такие суды принимали решения, исходя из практических, а не идеологических соображений, и в некоторой степени способствовали смягчению гнева крестьянского сообщества в связи с разрушительными последствиями Закона о неотчуждаемой собственности ^[1066].

В сельском протестантском районе Штаде на побережье Северной Германии, где на выборах в начале 1930-х годов нацисты уже получали намного больше среднего числа голосов, фермеры в целом поддерживали систему фиксированных цен и квот, поскольку она делала жизнь более определенной, а весь характер крестьянского общества здесь, как и в других частях Германии, никогда полностью не приспособился к условиям свободного капиталистического рынка. Что им не нравилось, так это слишком низкие фиксированные цены. Чем ниже были цены, тем больше они возмущались. Как можно ожидать от людей, вся жизнь которых, как и их предков, была построена вокруг необходимости выживать за счет непредсказуемых урожаев, они принимали действия режима в штыки, только когда те негативно влияли на их заработок. Более того, уклонение от производственных квот, установленных Имперским продовольственным управлением или Четырехлетним планом, чаще было следствием противоречивых и иррациональных способов управления аграрной экономикой, а не принципиальных возражений против квот. Так, например, когда мелкие фермеры отказывались исполнять свои обязательства по зерновым квотам, что они делали довольно часто, во многих случаях это было связано с тем, что они могли использовать непроданное зерно для корма скота и таким образом выполнять свои квоты по молоку и мясу. Солидарность сельских сообществ также означала, что фермеры чувствовали себя в относительной безопасности, уклоняясь от исполнения квот или высказывая свое неудовольствие аграрной политикой режима: в отличие от ситуации в городской Германии, в сельской местности крайне редко на кого-либо доносили в гестапо или в партию за критику режима, за исключением случаев особо жестких конфликтов между старыми деревенскими элитами и честолюбивым, но политически несостоявшимся молодым поколением. Несмотря на призывы Имперского продовольственного управления и администрации Четырехлетнего плана, фермеры часто с подозрением относились к сельскохозяйственной модернизации, новым технологиям и незнакомым машинам, не говоря о практических сложностях получения этих вещей. Вследствие этого Третий рейх не предпринимал особых усилий по принудительной модернизации мелких крестьянских хозяйств. Наоборот, грандиозные национальные праздники, такие как ежегодный Фестиваль сбора урожая, который собирал больше участников, чем любая церемония или ритуальное действо Третьего рейха, только убеждали крестьян в их исключительной роли в национальном обществе. В конечном счете реализовать к 1939 году обещание Дарре о создании новой сельской утопии не удалось, как и противоположную задачу режима по обеспечению продовольственной безопасности. Однако очень немногие крестьяне были реально заинтересованы в этом, как бы лестно о них ни говорила сопутствующая пропаганда. По-настоящему важным для них было зарабатывать на приличную жизнь, лучше, чем в годы Депрессии, и этого им было бы достаточно ^[1067].

I

Крестьянство в немецком политическом дискурсе конца девятнадцатого и начала двадцатого столетия обычно относилось к особой и аморфной социальной группе, известной под непереводимым немецким термином Mittelstand. Этот термин в первую очередь отражал желание правых пропагандистов определить понятное положение в обществе для людей, не относившихся ни к пролетариату, ни к буржуазии. Этот класс, грубым эквивалентом для которого во французском является название «малая буржуазия», а в английском — «низший слой среднего класса», в начале 1930-х годов вырос в гораздо больше чем простую социальную группу. В немецкой политике он имел собственный набор ценностей. Расположенный между двумя противоборствующими классами, на которые разделилось общество, он представлял людей, стоявших на своих ногах, независимых, много работающих, здоровое ядро немецкого народа, несправедливо отодвинутых в сторону классовой борьбой. Именно к этим людям, мелким лавочникам, ремесленникам со своими мастерскими, экономически независимым фермерам, нацисты изначально обращали свои призывы. Программа нацистской партии от 1920 года в действительности помимо прочего представляла собой детище крайне правой политики немецкого Mittelstand; поддержка этих людей была одним из факторов, которые определили взлет партии ^[1068].