Смерть лицедея - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 63

«Боже, — подумала она, — я это уже спросила. Что говорить дальше?» Невероятно, что она задает себе такой вопрос. Она долгие годы спокойно и с удовольствием беседовала со своим отцом, на которого так странно похож этот старик в плетеном кресле. Теперь она даже не может поговорить с ним о собаке, опасаясь пробудить воспоминания о той страшной ночи на озере. Поэтому она просто взяла его за руку и огляделась.

Молодой мужчина в мешковатых фланелевых штанах с чудовищной скоростью барабанил кончиками пальцев себе по коленям. Рядом с ним сидела пожилая женщина, смотревшая из-под прищуренных век взглядом сытой хищной птицы. Еще там была рыхлая, плешивая особа с похожими на фиолетовые рисовые хлопья бородавками, вытягивавшая руки вперед, ладонями вверх, как будто держала невидимый моток шерсти. Третья женщина была так сильно закутана в разноцветную одежду, что напоминала ворох клетчатого, пятнистого и полосатого тряпья, внизу которого болтались сморщенные фильдеперсовые чулки. Из-под юбки у нее торчала трубка, присоединенная к пластиковой бутылке с желтой жидкостью. Все пациенты были накачаны лекарствами и словно бы заключены в непроницаемые пузыри сонных видений. Нельзя было даже сказать, что они чего-то ожидают, поскольку ожидание предполагает возможность жизненных перемен. Дирдре взглянула на часы. Она провела в солнечной комнате три минуты.

— Если тебе понадобится что-нибудь еще, папа, я с радостью принесу это тебе в следующий раз.

При этих словах мистер Тиббс вскинул голову и быстро проговорил:

— Поскорее, сестрица. Два и шесть.

Он уселся на самом краешке кресла, как будто они играли в какую-то игру. Внезапно он подмигнул, словно человек, который хвастливо намекает, что вам придется хорошенько постараться, чтобы застать его врасплох. Его вставные зубы защелкали, как будто зажили собственной жизнью, а лицо сморщилось с каким-то гоблинским коварством. Дирдре закрыла лицо руками и спустя некоторое время достала упаковку рахат-лукума. Вдруг его лицо покраснело, а глаза гневно засверкали. Он метнул на круглую, хрупкую коробочку яростный, почти воинственный взгляд, как будто она собиралась на него напасть. Потом, когда его дочь нерешительно протянула ему коробочку, он размахнулся и ударил по ней кулаком, так что та высоко подскочила и пролетела через полкомнаты. Сахарная пудра поднялась в воздух маленькими облачками, словно пушечный дым. Розовые и беловатые кубики рахат-лукума разлетелись по полу. Женщина, напоминающая ворох разномастного тряпья с пронзительным визгом кинулась вперед, схватила один кубик, обтерла о морщинистый чулок и закинула себе в рот. Бородавчатая пожилая дама подобрала остальные и слепила из них большой ком, который потом начала обкусывать, держа его в сложенных чашечкой руках, словно белка орешек. Молодой мужчина принялся чавкать и причмокивать, как будто лакомился на самом деле.

Дирдре больше не могла там оставаться. Она застегнула пальто и начала натягивать перчатки. Ее отец вернулся в первоначальное положение и вновь принялся слепо таращиться в окно.

«Мне здесь нечего делать, — подумала она. — Я не могу ничем помочь».

— Я скоро приду опять, папа… в воскресенье…

Она встала и быстрыми шагами направилась к дверям. Не успела она дойти до них, как услышала, что отец поет на мотив «Старого крепкого креста», его любимого гимна. Но слова были незнакомыми, искаженными и даже бранными.

Николас, которого пригласили на обед, явился, вне себя от радостного возбуждения, размахивая письмом, сообщавшим, что его приняли в Центральную школу. При этом он высоко задирал свой распухший нос, который стал похож на свеклу. Целых полчаса он не мог говорить ни о чем другом, хотя Эйвери полагал, что для обсуждения этой новости хватило бы и двух минут, да еще осталось бы время, чтобы прочесть пространный отрывок из Корана.

— Ну разве не чудесно? — уже в который раз спросил Николас.

— Мы очень рады за тебя, — улыбнулся Тим. — За это надо выпить.

Эйвери, чья коричневатая, цвета яичной скорлупы лысинка поблескивала в электрическом свете, нарезал свиное филе такими тонкими кусочками, что они мягкими розовыми стружками падали на мраморную разделочную доску. В пароварке томился настоящий томатный суп. В чашке оттаивал базилик, сорванный еще летом и незамедлительно замороженный в кубике льда. Эйвери закончил резать филе, выпил немного «Шато дуази-даэн» и пришел в почти умиротворенное состояние. Почти, но не вполне. На горизонте перед его мысленным взором маячило небольшое облачко и вновь и вновь представала маленькая картинка — даже не картинка, а виньетка.

Тим и Эсслин стоят в буфете, склонив друг к другу головы. Эсслин что-то негромко говорит. Входит Эйвери, и они сразу отходят друг от друга — не с виноватым видом (Тим никогда ничего не делает с виноватым видом), но тем не менее торопливо. Эйвери прождал несколько томительных дней, пока не решился наконец спросить у Тима, о чем была та беседа. Тим ответил, что не помнит никакой беседы. Нехорошо. Эйвери перевел разговор на другой предмет. А что оставалось? Но потом был еще более неприятный момент.

Когда все в растерянности толпились за кулисами, кровь Эсслина текла на сцену, а Гарольд бушевал, Эйвери шепнул:

— Это заставит его позабыть об освещении. Пожалуй, нам, в конце концов, вообще не придется от него уходить.

А Тим ответил:

— Нет. Теперь нам непременно придется уйти.

— Что значит теперь?

— Что?

— Ты сказал: «Теперь нам непременно придется уйти».

— Ничего подобного я не говорил. Ты выдумываешь.

— Но я отчетливо слышал…

— Ради бога! Перестань ко мне приставать.

Эйвери, конечно, перестал. А теперь, не вполне умиротворенный, сквозь просветы между зелеными крапчатыми листьями сансевиерии наблюдал за своим возлюбленным, который благодушно провозглашал тост за здоровье Николаса.

— Должен сказать, — подал голос Эйвери, прилагая особое усилие, чтобы отбросить свои страхи в сторону, — мне даже жаль, что больше нельзя позлословить насчет Эсслина.

— Не понимаю, почему нельзя, — ответил Тим. — Пока он был жив, тебя ничто не останавливало.

— Э-э-э… — Эйвери взял тяжелую металлическую кастрюлю, влил в нее кунжутного масла и добавил щепотку аниса. — Тогда половину удовольствия доставляла возможность, что это каким-нибудь образом дойдет до него.

— Том сказал, что мне следует обзавестись собственным адвокатом, — сказал вдруг Николас. — Он думает, будто это я.

— Если бы он так думал, мой дорогой мальчик, — возразил Тим, — ты бы здесь не сидел.

Николас опять развеселился и в третий раз спросил, как они думают, будут ли у него проблемы с получением стипендии для учебы в театральной школе. Эйвери достал жгучий перец и бросил в кастрюлю пару стручков. Он гремел своей кастрюлей гораздо громче необходимого. При гостях он делал это часто. Эйвери по-детски боялся, не забыли ли они, что он стоит тут за монстерой и филодендроном, а если и помнят, то благодарны ли, что он изо всех сил старается ради них.