Смерть лицедея - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 31

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Смерть лицедея | Автор книги - Кэролайн Грэм

Cтраница 31
читать онлайн книги бесплатно

Мистер Тиббс опоздывал, и Дирдре извелась от волнения. Она уже сожалела, что поддержала, даже поощрила его желание присутствовать на премьере. Теперь это показалось ей верхом глупости. Если на него накатит безумие или страх, помочь будет некому. Сначала она хотела посадить его рядом с Томом, но потом остановила выбор на месте в последнем ряду у прохода. Дирдре боялась, что в окружении незнакомых людей ему станет страшно. Она стиснула программку, с горечью осознавая собственное незначительное положение и сравнивая себя с Гарольдом, чье имя в программке было набрано самым крупным шрифтом.

Дирдре взглянула на часы. Куда он запропастился? Она заказала такси на четверть восьмого, а дорога занимает не более нескольких минут. Потом она увидела такси, подрулившее к тротуару, и выбежала на вечернюю холодную улицу. Из машины вылез мистер Тиббс.

— Папочка! — воскликнула она. — Я так волновалась!

Вдруг Дирдре замолкла и открыла рот. На ее отце были летняя рубашка с короткими рукавами, бежевые хлопковые брюки, а через руку перекинут льняной пиджак. Когда она уходила, на нем был плотный твидовый костюм, с пододетой для тепла кофтой, а в нагрудном кармане пиджака лежало пять фунтов. «По крайней мере, — подумала она, глядя на банкноту у него в руке, — он не забыл переложить деньги». Когда водитель поднял стекло, Дирдре постучала и спросила:

— А сдача?

— Какая сдача? — ответил таксист. — Мне пришлось десять минут прождать, пока он переоденется!

Дирдре взяла отца за холодную и слегка влажную руку и провела его через опустевшее фойе к месту в последнем ряду. К счастью, в зрительном зале было тепло, и она позаботится, чтобы в антракте он выпил чего-нибудь горячего. Дирдре ушла, а мистер Тиббс остался сидеть, неестественно выпрямившись и с лихорадочным напряжением глядя на ярко-красный занавес.

В фойе Барнаби раскланялся с Эрнестом и следом за дочерью направился за кулисы мимо Гарольда, который любезничал с импозантной парой при полном вечернем параде.

Из четырех исполнительниц женских ролей в гримерке сейчас было три — актриса, игравшая Катерину Кавальери, согласилась помогать на сцене и в данное время отсутствовала. Джойс Барнаби в пуритански-сером платье и белоснежном жабо пудрила нос. Китти ерзала и вертелась на стуле, перебирала флакончики и баночки, бормоча свои начальные реплики, словно читая молитву. Роза со спокойным видом сидела возле электрического камина. Одета и загримирована она была с величавым пренебрежением к предполагаемому образу своей героини. Своим картинным лицом она походила на какую-нибудь poule de luxe [60] начала века. Ее веки переливались, словно внутренность двустворчатой ракушки, а полные губы сверкали. На голове у нее была большая шляпа, с которой на лицо свисала горсть вишенок. Ее идеально круглые румяные щеки напоминали яйца какой-нибудь сказочной птицы. Двум ведущим актрисам Гарольд послал по великолепному букету. Джойс (которая играла маленькие роли и выполняла обязанности гардеробщицы) получила от мужа букетик зимоцветов и морозников, перевязанный бархатной ленточкой. На спинке стула между Розой и Джойс висел «младенец» Китти.

Приоткрылась дверь. Калли просунула голову, сказала: «Ни пуха, ни пера» — и исчезла. За ней показался Барнаби:

— Всем удачи.

Джойс выскользнула в коридор и обняла его. Он поцеловал ее в щеку.

— Удачи, жительница Вены, кухарка и звукооформительница.

— Забыла, где вы сидите.

— Третий ряд, посередине.

— Теперь я знаю, куда лучше не смотреть. Капли прилично себя ведет?

— Пока да.

В мужской гримерной, куда Барнаби заглянул позже, царило волнение. Только Эсслин, переживший множество премьер, выглядел спокойным. Остальные актеры нервно смеялись, ходили кругами, заламывали руки или (как Орсини-Розенберг) делали все это одновременно. Колин произнес: «Начинаем! Действие первое» — и нажал на звонок. Император Иосиф вскричал: «Колокола! Колокола звонят!» — и зашелся в маниакальном хохоте. Барнаби пробормотал: «Всего вам наилучшего» — и отошел, пропустив Гарольда, который выскочил на середину гримерной и издал громкий клич, исполненный необоснованной уверенности.

— Ну, дорогие мои, я знаю, вы все будете великолепны…

Барнаби поспешил удалиться. Проходя мимо кулис, он заметил Дирдре, сидевшую в полной готовности за реквизиторским столом. Он подумал, что в свете настольной лампы она выглядит чрезвычайно обеспокоенной. Возле нее стоял Колин. Барнаби показал обоим большой палец. Потом заметил в арочном проеме Николаса, который ожидал своего выхода. В тусклом дежурном освещении лицо юноши выглядело серым и поблескивало прозрачными капельками пота. Он наклонился, взял стакан воды и выпил, потом дрожащими руками вцепился в края проема. «Лучше ты, чем я, приятель», — подумал старший инспектор. Едва он добрался до третьего ряда и уселся возле Калли, как появился Гарольд, с излишней торжественностью распахнув левую служебную дверь, а потом повернулся лицом к публике, словно ожидая, что при его виде та разразится аплодисментами. Потом он сел посередине переднего ряда, и спектакль начался.


С самого начала все пошло наперекосяк, и виной тому, по мнению всех актеров, было освещение. Тим и Эйвери, потеющие в осветительной ложе, настолько увлеклись собственной дерзостью и с таким восторгом предвкушали долгожданное воплощение собственного замысла, что совершенно не учли, какой эффект непривычное освещение произведет на актеров. Все они действовали медленно и заторможенно. Даже Николас, подготовленный к этой перемене, растерялся и не сумел сосредоточиться. А первая сцена с его участием, в которой он изъяснялся сплошными непристойностями, оказалась просто провальной.

Сначала жители Каустона решили показать себя людьми передовых взглядов и отнеслись ко всем этим непристойностям спокойно, но, когда Моцарт сказал, что хочет поцеловать свою жену пониже спины, один добропорядочный горожанин пробормотал что-то про «туалетный юмор», поднялся и затопал к выходу, сопровождаемый верной супругой. Николас умолк и стал думать, дождаться ли, пока они уйдут, или продолжать. Его сомнения не разрешились, даже когда Гарольд отчетливо произнес вслед уходящей паре: «Деревенщины!» Когда Николас снова заговорил, из его голоса исчез весь раблезианский кураж. Он стеснялся и чувствовал себя виноватым, как будто вовсе не имеет права находиться на сцене. Он сердился на Китти, на ее беспомощность и осознавал всю справедливость ехидных предсказаний Эсслина. После своего первого выхода он стоял за кулисами, вне себя от разочарования, и слушал, как Сальери произносит свои слова — гладко, без запинки, хотя и совершенно безжизненно.

Впервые в жизни Николас задался вопросом, какого черта взрослый человек, одетый в нелепый наряд, с гримом на лице и дурацким париком на голове, обливается потом от волнения и собирается шагнуть сквозь нарисованную на холсте дверь в мир, который имеет самую поверхностную связь с действительностью. (Он не знал, что в будущем эти мысли посетят его еще тысячу раз. И чаще всего — в самой именитой труппе.)

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию