У каждого человека есть личное пространство. У всех оно по-разному устроено, но у каждого человека есть границы. Когда эти границы нарушают, происходит вторжение в личное пространство, такое вторжение всегда причиняет обиду. Если границы нарушаются регулярно, особенно в отношении ребенка, который не способен защитить себя и свои границы, это приводит к негативному поведению. Самый простой способ – бунт против авторитетов.
Говорит Отец.
Мне это кажется абсурдным. Для детей границы устанавливают их родители, в результате ребенок учится уважать родителей, а никак не наоборот.
Говорит Джоанна.
Не всегда.
Что вы имеете в виду?
В течение первых двух лет жизни человек узнает больше, чем за всю последующую жизнь, даже если проживет до ста лет. Основные модели поведения, включая личные границы, формируются в первые два года. Иногда нормальный процесс развития нарушается.
Почему?
Обычно в результате насилия.
Отец вспыхивает.
На что вы намекаете.
Джоанна поднимает руку.
Я ни на что не намекаю. Когда я затронула тему насилия в разговоре с Джеймсом, он категорически заявил, что никогда не подвергался ничему подобному. Я просто сказала, как это порой бывает.
Говорит Мать.
Мы действительно опекали Джеймса больше, чем второго сына, но у нас были самые добрые намерения, и я не думаю, что мы куда-то насильно вторгались.
Джоанна смотрит на нее, ждет, что она продолжит.
Боб на три года старше Джеймса. Как раз после того, как Боб родился, мой отец вышел на пенсию и начал сильно пить. Нам с мамой, братом и сестрой приходилось нелегко. Мы пытались остановить его, но он требовал оставить его в покое, говорил, что он и так всю жизнь потратил на нас и теперь вправе делать что хочет. Я слышала, что алкоголизм передается по наследству, и до смерти испугалась такой возможности, когда родился Джеймс. Уж не знаю, была ли это женская интуиция или что-то еще, но почему-то я не переживала за Боба, а вот за Джеймса очень боялась.
Я говорю.
Так дедушка был алкоголик?
Отец смотрит на Мать, та кивает.
Не знаю, был ли он алкоголиком в строгом смысле, но выпивал очень сильно.
Говорит Джоанна.
А ты не знал этого, Джеймс?
Говорит Отец.
Мы никогда не говорили на эту тему.
Почему?
Эта ситуация очень огорчала всех. Мы старались помнить отца Линн таким, каким он был большую часть жизни – добрым, благородным и щедрым, а не таким, каким стал к концу.
Говорит Джоанна.
Как Линн упомянула, доказана связь между таким заболеванием, как алкоголизм, и генетикой. Не кажется ли вам, что Джеймсу было бы полезно узнать – а лично я так и считаю, – что у него имеется генетическая предрасположенность к развитию зависимости?
Говорю я.
Я не думаю, что, узнай я правду про дедушку, это сыграло бы какую-то роль. Я пил и принимал наркотики не из-за плохих генов.
Говорит Джоанна.
Почему ты запросто отрицаешь факт, который доказан наукой?
Я считаю, что это дерьмо собачье, а не факт. Люди не хотят сами отвечать за свою слабость, поэтому сваливают вину на болезнь или на гены, за которые они не отвечают. Что касается науки, то я докажу вам что угодно – например, что я родом с Марса, дайте мне только время и деньги.
Говорит Мать.
Конечно, это нам помогает многое понять.
Занятно, что у дедушки были проблемы с выпивкой. Я очень удивился, когда узнал, потому что всегда слышал в его адрес одни восторги. Думаю, он достал всех и общаться с ним было то еще удовольствие, не лучше, чем со мной, но все равно, я не виню ни его, ни его гены в своем поведении.
Говорит Отец.
Как же ты объясняешь свое поведение?
Я был слабый, безвольный, не мог совладать с собой. Но, каким ни будь объяснение, сути дела это не меняет. Мне необходимо измениться, я должен измениться, а изменение – это только мой собственный выбор, мое собственное решение, если я не хочу умереть. Значение имеет только то, что я сам решаю и делаю для своего будущего.
Говорит Джоанна.
А ты не считаешь, что понимание причины твоего поведения помогло бы тебе его изменить?
Мне кажется, я понимаю причину.
Не поделишься с нами своими мыслями?
Нет, пожалуй.
Почему?
Потому что это причинит боль родителям и огорчит их, а мне кажется, с них и так уже довольно.
Говорит Мать.
Мы предпочли бы все узнать, Джеймс.
Говорит Отец.
Безусловно.
Я смотрю на них, глубоко вздыхаю, говорю.
У меня всегда было такое чувство. Не знаю подходящих слов, чтобы описать его точно, какая-то смесь обиды, гнева, злости, сильной боли. Эту смесь я называю Яростью. Я испытываю эту Ярость с тех пор, как начал себя помнить. Это чувство, которое сопровождает меня всю мою жизнь. Я научился справляться с ним, но до недавних пор не знал другого способа, кроме алкоголя и наркотиков. Я употреблял то, что было под рукой, и если дозы хватало, то Ярость отпускала. Проблема в том, что она всегда возвращалась и с каждым разом делалась сильнее, и требовались вещества сильнее и дозы больше, чтобы убить ее, а цель у меня всегда была одна – убить ее. После того как я в первый раз напился, я узнал, что алкоголь убивает ее. После того как я в первый раз принял наркотики, я узнал, что наркотики убивают ее. Я стал принимать их часто не потому, что у меня генетическая предрасположенность или какая-то болезнь, а потому что знал – они убивают эту проклятую Ярость. Я понимал, что заодно убиваю и себя, но убить Ярость было важнее.
Я смотрю на родителей.
Не знаю, почему, не знаю, важно ли это, но всякий раз, когда вы находитесь рядом, эта Ярость усиливается. Каждый раз, когда вы пытались меня воспитывать, поучать или баловать, как-то заботиться обо мне, Ярость становилась невыносимой. Когда мы говорим по телефону и я слышу ваши голоса, Ярость растет. Я рассказываю об этом не для того, чтобы обвинить вас, я правда считаю, что вас не в чем винить. Я знаю, что вы делали для меня все, что в ваших силах, считаю, что мне повезло с вами, и не думаю, что какие-то ваши поступки могли вызывать у меня Ярость. Может, у моей Ярости есть генетические причины, но я сильно сомневаюсь в этом и на хер посылаю эту вашу генетику, я ни фига не считаю генетику или болезнь причиной. А то бы уж слишком легко было увильнуть от ответственности за свое поведение. Все, что я делал, я делал с полным сознанием того, что делаю. Каждый раз я прекрасно сознавал, что делаю, когда собирался двинуться, закинуться, качнуть по вене, подышать в трубку или нахамить полицейским. Каждый раз я принимал сознательное решение. Чаще всего я хотел убить свою Ярость, иногда хотел убить себя, порой не понимал разницы между первым и вторым. Но я понимал, что моя цель – убить, что эта цель приближается с каждым глотком, с каждой дозой, и моя смерть, может, будет благом для всех. Как бы то ни было, я чувствую то же самое и сейчас, сидя тут рядом с вами, и буду чувствовать завтра утром, когда увижу вас. Я буду чувствовать эту Ярость во время нашего разговора и некоторое время после, и если есть какое-то объяснение тому, почему я таким стал и почему так себя веду, то это моя Ярость, с которой я не умею справиться без алкоголя и без наркотиков. Как мне исправиться? Я принимаю ответственность на себя, учусь контролировать себя и справляться со своей Яростью. Для этого потребуется немало времени, но если я продержусь достаточно долго, если не поддамся слабости и не сверну с пути, что бывает, то все получится.