Я смотрю на Мать. Она смотрит в пол. Джоанна говорит.
Ужасная история, Джеймс.
Знаю.
Что ты чувствовал, когда рассказывал ее?
Какая-то часть внутри меня по-прежнему находит ее смешной. Но по большому счету мне стыдно.
Как ты думаешь, что чувствует твоя Мать?
Я смотрю на Мать. Она смотрит в пол, сдерживает слезы.
Я думаю, ей очень плохо.
Почему?
Потому что это очень унизительно. Хочешь отчитать своего ребенка за наркотики, а он смеется, хочешь наказать его, а в результате летишь вверх тормашками на пол.
Джоанна смотрит на Мать.
Это так, Линн?
Мать поднимает голову, ее губы дрожат.
Да, так.
Ты считаешь, что эта история на самом деле про наркотики и наказание?
Я говорю.
Нет.
А про что тогда?
Про желание контролировать.
Почему ты так считаешь?
Она рылась в моих вещах, читала мои письма, потому что хотела знать, что я делаю, значит, хотела контролировать меня. Заставляла меня сказать, что в пакете, хотя прекрасно знала, что в нем, это тоже из желания управлять мной. А когда она упала после того, как ударила меня ногой, она расстроилась не из-за того, что упала, а из-за того, что поняла – она не может мной управлять.
Джоанна смотрит на мою Мать.
Вы считаете это толкование правильным?
Мать смотрит в пол, думает. Поднимает голову.
Я расстроилась из-за наркотиков. Конечно, тяжело было прочитать эти письма и узнать, чем он занимался в лагере, особенно если учесть, что мы отправили его в лагерь, чтобы отвлечь как раз от этого. Когда я нашла пакет у него в пальто, я испугалась, пришла в ужас. Ему только четырнадцать лет. У мальчика четырнадцати лет не должно быть пакетов с наркотиками. В какой-то мере он прав, когда говорит о контроле. Мы с мужем всегда пытались контролировать его, прежде всего потому, что он всегда очень плохо поддавался контролю.
Стук в дверь. Джоанна говорит – войдите, дверь открывается, в кабинет входит мой Отец.
Мать встает ему навстречу, обнимает его. Я тоже. Отец садится рядом с Матерью. Он берет ее за руку и смотрит на Джоанну.
Простите, что опоздал.
Мы говорили об одном эпизоде, который произошел, когда Джеймсу было четырнадцать лет, и в ходе разговора вышли на проблему контроля. Цель нашей сегодняшней встречи – разобраться, в чем причина зависимости, которой страдает Джеймс. Мне кажется, что может существовать какая-то связь между этой причиной и проблемой контроля.
О каком эпизоде вы говорили?
Говорит Мать.
Мы говорили о том, как я нашла пакет с марихуаной у него в пальто.
В который раз?
В тот раз, когда хотела ударить его.
Отец кивает.
Да, ничего хорошего. А при чем здесь контроль?
Говорит Джоанна.
Джеймс сказал, что, по его мнению, этот случай связан не столько с наркотиками, сколько с желанием контролировать его.
Отец поворачивается ко мне. Вид у него недоумевающий, немного недовольный.
Это звучит несколько смешно, Джеймс.
Я говорю.
Только не для меня. Рыться в моих вещах, читать мои письма, обыскивать мои карманы – это попытка влезть в мою жизнь, чтобы контролировать меня.
Но у тебя оказались наркотики. Твоя мать имела полное право проверить твои карманы. Тебе было всего лишь четырнадцать лет.
Хорошо, допустим так. Но шпионить за мной, копаться в моих личных вещах, это все от желания контролировать меня, именно это вы всегда пытались делать.
Отец повышает голос.
Ты всю жизнь ускользал из-под контроля. Что нам, твоим родителям, оставалось делать?
Предоставить меня самому себе. Позволить жить своей жизнью.
В четырнадцать лет? И где бы ты оказался, дай мы тебе свободу?
А где я, черт подери, оказался теперь? Вряд ли могло быть хуже.
Родители не предоставляют детей самим себе, Джеймс. Они воспитывают детей. Именно это мы с твоей матерью и пытались делать.
Вы пытались управлять каждым моим шагом, отслеживать каждую секунду моей жизни изо дня в день, чтобы заставить меня поступать, как вам угодно.
Отец сжимает челюсти – так же, как это делаю я. Он зол, очень зол, и хочет что-то сказать. Джоанна прерывает его.
Погодите минутку, мистер Фрей.
Он делает глубокий вдох и кивает. Она смотрит на меня.
По какой причине этот метод не сработал, как ты считаешь?
По той же причине, почему собака, если ее держать на коротком поводке, становится более агрессивной. По той же причине, почему заключенный, если его долго держать в одиночке, становится опасен. По той же причине, почему диктатура обычно приводит к революции.
Это интересные примеры, но в чем причина?
Я не хотел, чтобы меня контролировали, поэтому делал все, что в моих силах, чтобы вырваться за рамки контроля, а это вызывало у них желание усилить контроль.
Джоанна смотрит на моих родителей.
Как вам кажется, в его словах есть смысл?
Говорит Отец.
Нет.
Говорит Мать.
Есть.
Отец смотрит на Мать.
Почему ты так думаешь?
Ты знаешь, я всегда беспокоилась за него, даже когда он был совсем маленьким, я беспокоилась. Я, может, старалась держать его чересчур близко к себе, потому что боялась, что его обидят.
Говорит Джоанна.
У вас есть еще один сын, верно?
Мать кивает, Отец говорит – да.
Его вы воспитывали так же?
Отец кивает и говорит.
Да.
Мать говорит.
Нет.
В чем была разница?
Джеймсу я уделяла гораздо больше внимания, чем Бобу. Я знала, что других детей у нас не будет, поэтому хотела дать Джеймсу все, чтобы он был счастлив и здоров, оградить его от всех опасностей. Не знаю, как точнее сказать. Я старалась оградить его от всех опасностей.
Это вполне естественное желание, но не кажется ли вам, что вы перестарались?
Говорит Отец.
Разве можно в этом перестараться? Речь ведь идет о ребенке.
Джоанна кивает.
Да, можно.
Мать говорит.
Каким образом?