Миллион мелких осколков - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фрей cтр.№ 89

Отец и Мать смотрят на меня. У Матери такой вид, словно она сейчас расплачется, Отец побледнел, словно увидел жуткую катастрофу. Мать хочет что-то сказать, открывает рот, закрывает, вытирает слезы. Отец смотрит перед собой. Говорит Джоанна.

Не вдаваясь в детали, я сказала бы, что твоя теория не лишена смысла. Скажи только, откуда, по-твоему, берется эта Ярость?

Не знаю.

Она смотрит на родителей. У Матери на лице слезы, Отец так же неподвижно смотрит в одну точку. Мать глядит на меня, говорит.

Почему ты никогда не рассказывал нам об этом раньше?

Как ты себе представляешь такой разговор?

Ты ненавидишь нас?

Я отрицательно трясу головой.

Что мы сделали не так?

Ничего, Мама. Тут нет вашей вины.

Она вытирает лицо. Отец неподвижно смотрит перед собой.

Прости, Джеймс.

Не извиняйся, Мама. Это я должен просить прощения.

Следует долгое молчание. Отец смотрит на Джоанну и говорит.

Может ли это чувство, или комплекс чувств, корениться в проблемах со здоровьем?

У Джеймса были проблемы со здоровьем в детстве?

Да, у него болели уши.

Какой диагноз ему поставили и какое лечение назначили?

Говорит Мать.

Мы не знаем.

Как это вы не знаете?

Мать смотрит на Отца, берет его за руку и говорит.

Когда мальчики родились один за другим, у нас было плоховато с деньгами. Боб работал адвокатом, но почти весь его заработок уходил на погашение кредита, который он взял на учебу в университете. Боб-младший родился здоровым ребенком, очень жизнерадостным. Вел себя спокойно, уравновешенно. Джеймс – полная противоположность. После рождения все время кричал, целыми днями кричал, и, что ни делай, успокоить его не удавалось. Это был жуткий крик, нескончаемый, громкий, пронзительный, он до сих пор звучит в моей памяти. Мы обратились к врачу, к такому, какого могли себе позволить.

Врач сказал, что ничего страшного, просто Джеймс, видимо, голосистый ребенок. Мы вернулись домой, крик продолжался. Я носила Джеймса на руках, Боб носил его на руках, мы его забавляли погремушками, кормили как можно чаще, но ничего не помогало. Он продолжал кричать.

По щекам Матери начинают течь слезы. Она с силой сжимает руку Отца, Отец смотрит на нее, пока она рассказывает. Я сижу и слушаю. Хоть я впервые слышу эту историю, она меня не удивляет. Я кричу много лет подряд. Жуткий, пронзительный, убийственный, леденящий кровь вопль. Мать продолжает сквозь слезы.

Так продолжалось почти два года. Джеймс все кричал и кричал. У Боба дела в фирме пошли на лад, он получил повышение, и как только у нас завелись деньги, я отвезла Джеймса к очень хорошему доктору. Едва взглянув на Джеймса, доктор сказал, что у ребенка оба уха сильно поражены инфекцией, которая пожирает барабанные перепонки. Он сказал – Джеймс все это время кричал от боли и просил нас о помощи. Доктор сказал, что требуется хирургическое вмешательство, и первую операцию, на обоих ушах, сделали, когда Джеймсу еще не исполнилось двух лет, потом еще шесть. Конечно, это ужасно, но мы ведь не знали, в чем дело.

Слезы переходят в рыдание.

Если б мы знали, мы бы что-то сделали.

Рыдания.

Но мы ведь не знали.

Отец обнимает ее.

Он просто кричал, кричал все время, а мы не знали, что он кричит от боли.

Мать падает Отцу на грудь, утыкается лицом в его плечо, ее сотрясают рыдания. Отец обнимает ее, терпеливо ждет, когда она успокоится, поглаживает по волосам и спине. Я сижу и смотрю на них, и, хотя не помню событий, о которых она рассказывает, боль я все-таки помню. Она осталась на всю жизнь. Боль.

Мать прекращает плакать, чуть-чуть, совсем чуть-чуть отстраняется от Отца. Она смотрит на меня.

Прости нас, Джеймс. Мы ведь не знали. Мы правда не знали.

Я протягиваю ладонь, кладу на руку Матери.

Тебе не за что просить прощения, Мама. Вы сделали все, что могли.

Она отходит от Отца, делает два шага навстречу мне, кладет руки мне на плечи, обнимает меня. Она обнимает меня сильно, крепко, я отвечаю на ее объятие, я понимаю, что так она хочет выразить раскаяние и сочувствие. В каком-то смысле этим объятием она просит у меня прощения, хотя ни в чем не виновата.

Она отходит от меня, снова садится рядом с Отцом. Джоанна ждет момента, когда кто-либо из нас возобновит разговор. Не дождавшись, она говорит сама.

А ты что-нибудь помнишь об этом, Джеймс?

Я помню какие-то операции, но только потому, что они продолжались до двенадцати лет. Самых первых лет, конечно, не помню.

Что сейчас у тебя со слухом?

Я потерял тридцать процентов слуха на левом ухе и двадцать процентов на правом.

Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

Я не думал, что это имеет значение.

Это помогает понять или даже целиком объясняет, почему самые первые твои воспоминания связаны с обидой, гневом и болью.

Почему?

Ребенок после рождения нуждается в пище, защите и чувстве безопасности или комфорта. Если он кричит, у его крика обычно есть причина, что касается тебя, то ты кричал, потому что страдал от боли и звал на помощь. Если крик ребенка оставляют без внимания, специально или нет, то у него возникает весьма глубокое чувство гнева, которое может перерасти в длительную обиду. Гнев и обида объясняют, откуда у тебя берется чувство, которое ты называешь Яростью. Становится также понятно, почему это чувство усиливается в присутствии родителей, а также когда они пытаются контролировать тебя.

Я сижу, размышляю. Пытаюсь решить, согласен ли я принять генетику и ушную инфекцию как объяснение всего этого кошмара моей жизни, который длится двадцать три года. Конечно, это самое простое. Водрузить себя на пьедестал как страдальца, а все свои безобразия списать на дедушкины гены и глупость врача. И в итоге двадцать три года кошмара. Двадцать три года в аду. Я мог бы согласиться с этой нехитрой схемой, которую предложили мне. Просто согласиться, и все.

Я поднимаю голову. Родители смотрят на меня, Джоанна смотрит на меня. Они ждут моего ответа. Я делаю вдох и говорю.

Интересная теория. Может, в ней есть свой резон. Я могу согласиться с тем, что она в какой-то мере объясняет, откуда взялись мои чувства. Но я не могу согласиться с тем, что она объясняет мои поступки, потому что считаю это простой отговоркой. Что толку искать причину своей слабости не в себе, а в чем-то другом. Я сам совершил то, что совершил. Никто меня не заставлял. Я сам принимал все решения. И единственный путь исправиться – принять решение либо быть наркоманом, либо не быть. Для меня другого пути нет. Я знаю, все вы будете убеждать меня в обратном, но не тратьте силы напрасно.