Царь велел тебя повесить - читать онлайн книгу. Автор: Лена Элтанг cтр.№ 50

Надеюсь, вы с Агне не подеретесь из-за наследства, я знаю, что она взбесится, моя девочка, она будет шипеть и плавиться от ярости. Но ты поплюй на фитиль и живи дальше. Делай все что хочешь, милый, пока тебе выкрикивают номера.

Весь день моя служанка курит траву на кухне, а я так остро чувствую дым, как будто она выдыхает мне прямо в лицо. Люди курят затем, чтобы отогнать темные мысли, чтобы широко открыть рот и засмеяться и чтобы никто вокруг не завидовал этому смеху, а наоборот – понимающе кивал и затягивался от твоей папироски. Но когда тебе сорок, трава не нужна, потому что смех больше не помогает. Я уже забыла, когда смеялась, даже сейчас, когда я говорю с тобой, я чувствую, с каким трудом губы растягиваются в улыбке. Может быть, это не совсем уже я. Смерть – неумелая прачка, в ее руках все становится неопрятным, растягивается или напрочь садится. Когда я увидела мертвого Фабиу, это был уже не совсем Фабиу. Его льняная одежда стала ему велика, лицо почернело от щетины, волосы свалялись, будто гусиные перья. Служанка, которая вынула его из петли, сидела на полу и рыдала, уткнувшись в кухонное полотенце. Я опустилась перед ним на колени, чтобы заглянуть в глаза, но он уже погрузился во тьму и, наверное, видел мир через прозрачный черный платок, или вуаль с мушками, или – засиженное мухами стекло.

Костас

Итак, Ласло потребовал дом.

У человека, которого он прислал, было плоское, темное, как сигарный лист, лицо метиса, выходца из бывших колоний. На нем была пуховая куртка со множеством золотистых молний, он повесил ее на спинку стула, наверное, побоялся оставлять на вешалке. Значит, их трое в команде, не считая стюардессы, подумал я, садясь напротив него за мраморный столик, отделанный под шахматную доску. В руках у метиса был конторского вида листок, где я должен был поставить свою подпись, и простая шариковая ручка. Январское утро было солнечным, толстые зеленые стекла кафе сияли, будто морская вода, мы заказали воду с лимоном, я бы лучше выпил коньяку, но посланник не хотел отвлекаться от дела.

– Тебя подставили, ниньо, – ласково сказал он. – Собственно, хозяин и сам подставился. Глупая девка влезла в дела большого политика, а лимпадор, скотина, решил воспользоваться случаем и предъявил совсем другой счет. Твой дом даже не покроет убытков.

– Ты хочешь сказать, что чистильщик не из вашей команды?

– Ферро? Нет, этот парень работает по найму. – Метис завел глаза к потолку. – Божественная работа, ниньо, я и сам хотел бы такую!

Глядя ему в лицо, я подумал, что метис похож на набоковскую свинку Чипи: бисерные глаза, крап кофейный и золотой. Посланник поймал мой взгляд и, решив, что я думаю о его происхождении, сурово сказал, что родился в семье португальца и гуарани. Я с пониманием произнес кабокло, но он вдруг разозлился, замахал руками, даже со стула привстал.

– Не зови меня ниньо, – сказал я, двигая стакан c d2 на d4, – и мы забудем про кабокло. Так что там с вашим Ферро?

– Он сдаст тебя, если вы не придете к согласию. Надо платить, ниньо, сеньор. – Он поцокал языком, звук был убедительный, будто подковой по камню постучали.

– Я сам могу позвонить копам, – сказал я, вынимая из стакана листок мяты. – У меня есть запись, на которой видно, что Хенриетту убиваю не я. Стоит эксперту посмотреть это кино, как станет ясно, что там человек другого роста и сложения. Ну что, звонить?

– Звони, – весело сказал посланник. – В два счета уедешь домой, как подозрительный иммигрант. Запись у него. Что толку от твоей записи, никакого толку нет от твоей записи.

– Если уж на то пошло, твой Ласло такой же подозрительный иммигрант. Выходит, я должен за него расквитаться с лимпадором?

– Ты должен не расквитаться, а купить товар, ниньо, сеньор!

– Какой еще товар?

– А вот этот, – продолжая улыбаться, он выложил на стол пистолет. Оружие было завернуто в белую тряпку, но так отчетливо чиркнуло по столу, что я невольно оглянулся.

– Товар хороший: на табличке имя твоей семьи, а на стволе твои отпечатки! Две пули из этой игрушки до сих пор сидят в трупе.

Отпечатки? Да я держал его в руках самое малое четыре года назад, когда ключ еще торчал в замке оружейного шкафа! Я протянул руку к пистолету, но рука посланника оказалась быстрой, будто пружинистый язык хамелеона.

– Ты любишь этот дом, мне говорили, – посланник поднял палец с розовым ногтем, – но я ничем не могу тебе помочь. Ты согласился участвовать в сделке, чтобы заработать денег, верно? А сделка провалилась, так что деньги причитаются с тебя. В следующий раз выбирай друзей понадежнее.

– Ты имеешь в виду Додо? – Я вдруг подумал, что не видел ее с того дня, как получил ключи от коттеджа. Может, ее и в живых уже нет.

– Я сказал друзей, а не баб. – Он двинул свой листок по столу с таким суровым лицом, как будто менял местами ладью и короля. – Ниньо, сеньор?

Это был эндшпиль, Хани. Я допил второй стакан лимонной воды, взял ручку и подписал. Сказать по чести, я мог подписать хоть сотню таких бумажек, сложить из них журавликов и кидаться в посетителей, все это ничего не значило. По правилам теткиного завещания я не мог ни продать, ни подарить дом на руа Ремедиош. Я не мог его сдать или обменять, я даже не мог проиграть его в карты или шахматы.

Не далее как завтра они об этом узнают и явятся ко мне снова, думал я, выходя из кафе, зато теперь я сверну себе козью ножку, отправлюсь домой и завалюсь на диван в гостиной. Ласло придет в бешенство, когда сунется с моей дарственной к чиновнику в мэрии, но мне до этого нет никакого дела. Я все делаю по правилам, только не по правилам жадного паннонца, а по канонам индийского театра. Царь Душьянта вьезжает на сцену на несуществующей колеснице, Шакунтала рвет несуществующие цветы, а я подарил судратхару несуществующий дом. В прологе на сцену выйдет хозяин труппы и произнесет решающее слово. Но это потом. А пока можно вернуться домой, накрыться с головой одеялом и немного поспать.

* * *

– Ничего не вышло, – сказал мне Лилиенталь, возвращая прочитанную рукопись. – Читатели любят перечисления, но кто-то должен любить и читателя. Ты пишешь о том, как как похрустывает взломчивый лед на реке, и читатель водит глазами и думает – весна! Но ведь ему достаточно поглядеть в окно, и он подумает то же самое. Зачем тогда нужен ты? Владение словом давно перестало быть свойством литературы. А владение информацией перестало быть качеством ума.

Я держал его за плечо, пока он избавлялся от ботинок. У него русская привычка разуваться в коридоре и кельтская манера снимать носки и бросать где попало.

– Все у нас чужое, одно лишь время наше, – произнес Ли нараспев, продвигаясь в гостиную. – Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает!

– Намекаешь на то, что зря потратил время на мой текст? – спросил я из кухни, чиркая спичками. – Что, совсем не понравилось?

– Вот где твоя заноза, пако. – Он плюхнулся на диван. – Желание всем нравиться. Напряженное веселье, которое нужно поддерживать, будто жар в золе. Ты вовсе не должен быть человеком, приятным во всех отношениях. Завязывай с этим. Иначе так и останешься арабской иконой до самой смерти.