Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 92

В эти холодные дни землю покрывает легкий слой снега. Выпавшие снежные хлопья затвердели на морозе, и при каждом шаге раздается звук скрипучего пола. До вчерашнего дня Париж был наполнен тишиной, которую создает только свежевыпавший снег. Сегодня тишину сменил звук, похожий на тот, когда дети дружно грызут леденцы. Шаги прохожих теперь не легки, как вчера; мороз создал настоящий оркестр.

Это знаменательно, что сегодня, именно сегодня, лежит снег. Я вот-вот войду в чью-то жизнь, в чужое бытие – и, возможно, меня окутает дымка красоты. Снег, еще такой девственный, этому доказательство. Я знаю: что-то происходит – хотя еще не понимаю, касается ли это меня. Я стараюсь не наступать на чужие следы; это попытка оставить мои собственные, характерные и уникальные. Я желаю отличаться от других, а сегодня – и от себя самого. Я хочу быть особенным.

Мы назначили встречу в Люксембургском саду, напротив дворца. Это самый большой парк Парижа. Пикассо сказал мне, что в этом саду есть что-то итальянское, поскольку он был создан в 1612 году по заказу Марии Медичи ^[44]. Пабло знает этот город лучше самих парижан. «Ты почувствуешь себя как дома», – сказал он.

Я подхожу к назначенному месту и вижу ее. Она одна, Пабло еще не пришел. Она одета в черное, ее высокая изящная фигура четко выделяется на фоне яркого снега.

– Добрый день.

– Добрый вам день.

Я смотрю на нее и замечаю, что она окоченела от холода.

– Вы замерзли?

– Не забывайте: я русская. Даже если я замерзла, я могу это вытерпеть.

– Извините.

– Это не вы должны извиняться, а ваш друг Пикассо.

– Почему?

– Он сказал мне, что не сможет прийти.

– Но как? Вот так, в последний момент?

– Похоже, что очередной посредник нашел ему покупателя.

– Это неудивительно. Мне жаль… Если хотите, мы можем отложить нашу прогулку по Парижу.

– Зачем же?

Она мне улыбается, и я испытываю смущение.

– Вы замужняя женщина, и пребывание в компании только одного мужчины, а не двух, может поставить вас в неловкое положение.

Она смеется и оттого выглядит еще более красивой.

– Действительно, русские мужчины очень ревнивы, – но не настолько, как итальянцы, так что не переживайте.

– Как пожелаете.

– Прогуляемся немного?

– Не хотите для начала выпить что-нибудь согревающее?

– Я согреюсь от прогулки.

Долгое молчание нарушает только звук наших шагов по снегу. Эта необычайное молчание подчеркивает глубину двух душ, которые едва знакомы, но могут без затруднений оставаться в тишине.

В этой тишине я чувствую, что ее обаяние превосходит ее красоту. Ее внутренний мир для меня более интересен, нежели ее внешность. Много раз я задавался вопросом, что такое красота и чем она объективно доказуема. Как и в искусстве, оценка многих зрителей доказывает существование красоты. Но обаяние – субъективный элемент, его испытываешь в одиночку, и оно исчезает при желании сделать его объективным.

Анна обладает красотой и обаянием, даже когда молчит. Ее душа излучает сияние и передает сигналы телом – большими глазами, мягким взглядом, белой прозрачной кожей, удлиненными элегантными формами, пылким, страстным голосом. Ее лицо не идеально, но загадочным образом ее черты кажутся намного превосходящими совершенство. Ее изъяны делают ее еще более обаятельной.

– Итак, синьор Модильяни, давайте познакомимся?

– Я полагал, что мы это уже сделали.

– Я – русская, меня зовут Анна Ахматова, я замужем и пишу стихи. Все это вы уже знаете, я же о вас не знаю почти ничего. Можете это исправить?

– Разумеется. Амедео Модильяни, итальянец, еврей, я не женат, и я скульптор.

– Скульптор? – она произносит это с изумлением; кажется, она не верит мне.

– Вас это удивляет?

– Естественно.

– Почему?

– Внешне вы не похожи на скульптора.

– А какая внешность у скульптора?

– Они… Грубые.

– Грубые? Мне нравится.

– Вам понравится, если вас будут считать грубым?

– Конечно, и скульптуры мне тоже нравятся грубые.

Я улыбаюсь и поддерживаю разговор в плоскости легких намеков; я не воспринимаю слишком серьезно ни себя, ни ее. Это пока не та ситуация; что-то подсказывает мне, что нам еще представится случай быть намного более серьезными.

– Модильяни, вы не грубый. Особенно сегодня.

– Вы меня видите всего второй раз.

– Да, но в прошлый раз вы были в компании Пикассо.

– И что?

– Мужчины становятся более жесткими, когда они соперничают.

Она смогла в двух словах описать то, что я никогда не был способен осознать сам и тем более объяснить.

– Я восхищаюсь Пикассо.

– Это заметно.

– Но я не завидую ему.

– Я в этом уверена, зависть – не благородное чувство. Соперничество же просто существует в природе. Это здоровая сила, которая позволяет нам становиться лучше.

– Я разделяю ваше мнение.

– Сейчас вы, без стесняющего присутствия вашего друга Пабло, более деликатны. Даже волки становятся более благородными, если поблизости нет других особей мужского пола.

Она чуть лукаво улыбается, давая мне понять, что от нее ничего не ускользает.

Я бы чувствовал себя менее неловко, если бы мы были не наедине. Не ожидая этого, я не подготовился так, как хотел бы. Теперь мне нужно время, чтобы привыкнуть и освоиться в этом непредвиденном tête-à-tête ^[45].

– В тот день в «Ротонде», после того как мы с вами попрощались, мы с мужем остановились на улице поговорить с друзьями – и через окно я видела, что вы смотрели на меня.

– Если вы это заметили, это означает, что вы тоже на меня смотрели.

– Я всегда все замечаю, это профессиональное.

– Значит, поэты такие же, как и художники: замечают всё.

– Именно так.

– Как проходит ваш медовый месяц?

– Немного странно.

– Почему?

– Все время происходит что-то, чего не ожидаешь.

– Например?

– Мой муж очень взволнован своими лекциями в Сорбонне. Но это не единственный его интерес. Ему очень интересны его встречи, которые происходят в Париже.