Морис оборачивается к входной двери и видит, что в кафе вошел Пабло с трубкой во рту.
– Пикассо! Возможно, он угостит меня.
Морис поднимает руку и машет.
– Пабло! Эй, Пабло!
Пикассо оглядывается по сторонам, но не замечает нас. Тогда Морис встает.
– Пабло, мы здесь!
Наш испанский друг улыбается Кики, которая сидит за барной стойкой в компании Диего Риверы. Морис чувствует себя невидимкой.
– Он что, не видит меня?
– Не видит.
– Но как это возможно?
– Тут полно народу, шумно, еще и тот тип играет на скрипке.
Морис в отчаянии. Он и так постоянно думает, что он чем-то хуже других, а в подобных случаях и вовсе становится параноиком.
– Я что-то сделал ему? Он сердится на меня? Я его обидел?
– Не думаю.
– Он что, ослеп?
– Перестань.
– Он меня не видит. Я невидимка? Скажи мне, я невидимка?
Морис залезает на стул, размахивает руками и орет во все горло:
– Пабло Пикассо!
Все присутствующие замолкают и оборачиваются в его сторону. Даже скрипач перестал играть. Разумеется, Пабло замечает Мориса и сразу же направляется к нашему столику.
– Hola, amigo!
[38] Ты уже пьян? Ты думаешь, я глухой?
– Ты меня не слышал.
– Вероятно, из-за скрипки.
– И ты не видел меня.
– Я тебя не видел, descúlpame…
[39]
– Ты обиделся на меня? Я тебе что-то сделал?
– Нет! Почему ты так думаешь?
– Если я тебя обидел, скажи мне.
Пабло раздражается и повышает голос, упрекая Мориса:
– Ты думаешь, все имеют что-то против тебя? Ты умеешь читать мысли?
– Нет, но я знаю, что люди нехорошо обо мне думают.
– Морис, ты loco…
[40] Ты ненормальный.
– Да, и это все знают. Мне вот интересно, как вы, здоровые, живете без тревоги, паранойи, навязчивых мыслей…
– А кто тебе сказал, что у меня нет тревоги, паранойи и навязчивых мыслей?
– Ты – Пабло Пикассо, ты продаешь все свои картины. Ты самый нормальный и трезвомыслящий из всех.
Пабло смеется.
– Морис, ты что, врач?
– Максимум, о чем ты можешь думать, – что другие просто мечтают сделать тебя счастливым.
– Морис, ты мне льстишь. Ты точно что-то хочешь взамен.
– Угостишь меня бокальчиком?
– Вот, я так и знал. Ты уже пьян и хочешь еще выпить?
– Капельку, лишь для того, чтобы у меня перестал болеть желудок.
– Ты писал картины в последнее время?
– Естественно.
– Очередные дома?
– Пабло, ты же знаешь: я пишу то, что вижу.
– Учитывая количество алкоголя, которое ты принимаешь, я жду от тебя чего-то другого.
– Я не пишу в твоей манере, я такое не понимаю.
– Bueno
[41], тогда пей больше, может быть, что-то поймешь.
Пабло вытаскивает из кармана несколько монет и протягивает их Морису. Тот сразу же бежит вприпрыжку к барной стойке, а Пабло садится рядом со мной.
Мне немного неловко за Мориса. Искренняя привязанность, которую я к нему испытываю, не мешает мне осуждать то, что у него нет чувства достоинства, особенно в сравнении с более удачливыми художниками. Подвергаться влиянию личности Пабло означает утвердить его превосходство и в какой-то степени завидовать ему. Я не способен испытывать зависть – для того чтобы ее испытывать, нужно желать стать человеком, которому завидуешь. Я же предпочел бы умереть, чем быть кем-то другим, не собой, – соответственно, чрезмерная гордость не дает мне быть завистливым. Я завидую разве что тем, у кого есть здоровье.
– Моди, ты как всегда с пустой чашкой в руках?
– Знаешь, с официантами это работает.
– Ты в самом деле думаешь, что официанты такие глупые?
– Хм… Возможно, они просто понимающие.
– Конечно. Наше присутствие здесь обеспечивает большой приток клиентов. Художники – как обезьяны: привлекают внимание.
– Не все. Но ты точно.
Пабло громко смеется.
– Ты называешь меня обезьяной?
– Да, ты самая интересная обезьяна.
– А ты самая красивая и аристократическая обезьяна. Амедео, никто не сравнится с тобой в элегантности, во всех смыслах. Даже когда у тебя нет ни франка, ты все равно – принц Моди.
– Спасибо.
Пабло говорит о красоте, аристократизме и элегантности – но не хвалит меня за то, чем я занимаюсь.
Он улыбается и указывает мне на соседний столик, за которым сидит компания молоденьких девушек. Такие обычно приходят в «Ротонду», чтобы познакомиться с художниками.
– Посмотри на этих девушек. Как думаешь, на кого они смотрят?
– Не знаю.
– Амедео, они смотрят на тебя.
– Может, потому что я сижу рядом с тобой?
Пабло заливается смехом.
– Обожаю твое чувство юмора. Не притворяйся, что ты не понял. Между Пикассо и Модильяни женщины всегда выберут Модильяни.
– Жаль, что то же самое не происходит с продавцами картин.
Пабло хохочет. Со мной ему всегда весело, и он испытывает ко мне симпатию, – но между тем он невысокого обо мне мнения. Я в этом уверен.
– Твоя проблема в том, что ты все еще не знаешь, что ты хочешь делать. Когда ты это поймешь, то будешь продавать больше моего.
– Будем надеяться, что для этого не понадобится слишком много времени.
– Постарайся избегать алкоголя и неприятностей, не бери пример с Мориса.
– Спасибо за совет.
Наш разговор прерывает мужчина, вошедший в заведение; он в военной форме, но не французской армии. За ним следует очень красивая женщина – высокая, стройная, черноволосая, ее нос слегка изогнут, но изящен.
– Кого ты увидел? Привидение? Ты взволнован.
– Ты знаешь, кто это?
Пабло оборачивается и видит, как пара пробирается между столиков в направлении барной стойки.