Смерть под маской - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 76

— Этот Тим. Смотрите, где он сидит.

Барнаби не нужно было смотреть еще раз. Он помнил и так: практически у самых ног Крейги.

— И что из этого следует?

— Теперь обратите внимание на девушку. Она слева от Крейги. Все трое образуют перевернутый равнобедренный треугольник. Тиму достаточно было вспрыгнуть с колен, повернуться — и он оказывается в равной близости к ним обоим, так? — Барнаби кивнул. — Думаю, как раз это он и сделал. Но в полутьме и при суматохе, возникшей возле этой кликуши на одеяле, он по ошибке закалывает не того, кого собирался.

— Хотите сказать, он хотел убить Сильвию Гэмлин? Но зачем?

— Старика он боготворил. Этот тип был для него всем — солнцем, звездами, месяцем ясным и последним автобусом до дома. А что он сам мог предложить своему божеству? Абсолютную преданность, вот что! И тут вдруг заявляется девица. Молодая, красивая, вполне смышленая, которая вдобавок готова подарить общине аппетитный куш. Мог Райли расценить это как угрозу для себя? Решить, что она хочет купить себе местечко в сердце его кумира, а его самого оттуда выставить?

Барнаби задумчиво сдвинул брови.

— Для нас с вами такая реакция может показаться дикой, но нужно учесть, что он психованный. И неспособен логически мыслить, — добавил Трой.

— Версия сомнительная, но рассмотреть ее стоит. Действительно, если он ревновал, то в состоянии стресса мог среагировать так, как ты это описал.

Трой покраснел и стал поддергивать рукава рубашки; он всегда так делал, когда был либо смущен, либо чрезвычайно собой доволен.

— Это бы вполне объяснило его дикую реакцию на смерть и слова про несчастный случай.

— Ну да. Мы, собственно, даже еще не приступили к изучению эмоциональной атмосферы в коммуне. Эти закрытые сообщества похожи на герметические кастрюли для приготовления пищи; особенно это касается религиозных сект, где споры и раздоры не поощряются. К тому же для подобных групп отнюдь не редкость, когда лидер, обладающий харизмой, становится объектом обожания не только в духовном, но и в физическом плане.

— Хотите сказать, этот тип кого-нибудь из них поимел?

— Совсем не обязательно, — поморщился Барнаби. — Главное, я хотел бы понять, насколько активной и сильной личностью был человек, чью смерть мы расследуем. Мы же сами не знали его живым, а опираться целиком на слова его последователей — дело ненадежное. Мы не можем объективно судить о степени его влияния.

— Да уж. Что можно сказать о типе, который отбросил копыта? И все-таки я не понял… — Трой положил листок со схемой и уселся напротив Барнаби. — Вы полагаете, что его влияние могло быть воспринято кем-то неадекватно?

— Можно назвать это и так.

В действительности Барнаби и сам не очень понимал, что хотел сказать. Он просто размышлял вслух. Рассматривал различные версии, отбрасывал одни, проверял на прочность другие; прощупывал связи, возможно не существующие. Когда он был помоложе, эта стадия в расследовании убийства давалась ему тяжелее всего. Пугала жуткая неопределенность, расплывчатость. Цепляешься за случайную реплику, за подозрительный поступок, за какую-нибудь вещественную улику (которую еще предстоит идентифицировать и определить к месту), и лишь для того, чтобы в какой-то момент остаться с пустыми руками из-за невозможности что-то доказать.

Каждый такой поворот нагонял на него страх. Он представлял себе (бывало, что не напрасно) разочарование непосредственного начальства и нарастающее давление, чтобы он наконец-то указал на виновного. Барнаби на всю жизнь запомнил свое первое успешно завершенное дело. Помнил радость, сопровождаемую неприятным ощущением, что у него не было запасного пути, что ему просто повезло и что вполне могло не повезти.

Понял он тогда еще одно: подобная удача может не повториться. Теперь он был не столь болезненно амбициозен, стал более уверен в себе и не впадал в панику, веря в то, что рано или поздно все сложится как следует, что вдруг обнаружится неожиданный факт или откроется связь, а возможно, подозреваемый поведет себя неосторожно. Были случаи, когда ничего подобного не происходило, и дело кончалось неудачей. И это был не конец света, как ему когда-то казалось, а означало лишь то, что он такой же, как все.

В настоящий момент расследованию было всего двое суток и многие вещи еще оставались до конца не рассмотренными. Во-первых, он ожидал результатов вскрытия и результатов анализа ниток от передника и полотенец, которые вчера были изъяты и доставлены в лабораторию. Найденная нитка очень его занимала. Не разузнать о ее происхождении, не распутать то, как она оказалась там, где была обнаружена, было недопустимо. Либо это не будет иметь никакого значения, либо явится решающей уликой.

Во-вторых, они пытались связаться с подлинным Кристофером Уэйнрайтом, а кроме того, Джордж Баллард должен был с минуты на минуту позвонить относительно лекарства, которое принимал Джеймс Картер. Также нашлось еще несколько типов с фамилиями по звучанию сходными с Крейги, хотя Барнаби не разделял убеждения Троя, основанного на бездоказательном высказывании Гэмлина и наличии парика. Они все еще пытались проверить то, что рассказал о себе Эндрю Картер, но его передвижения были столь многообразны и непредсказуемы (если считать, что он не врал), что проследить за ним было непросто. Барнаби также затребовал копию отчета о предварительном расследовании причин смерти его дяди и пришел к выводу, что пересмотр этого дела вещь весьма проблематичная.

Все члены коммуны в момент смерти Джеймса Картера находились вне дома, и это доказано. С другой стороны, письмо и обрывок разговора нельзя оставить без внимания. Трикси Каннинг в их компьютере не было, так что она не удирала от долгов, как он сначала подумал. Это означало, что придется составить словесный портрет и распространить его по участкам, а это займет немало времени. Барнаби так же, как и Эндрю Картер, был убежден, что ничего подозрительного в исчезновении Трикси не было, потому что она забрала с собой все вещи. Но во время допроса Трикси явно была чем-то напугана, и Барнаби теперь сожалел, что не нажал на нее как следует.

— Вы по-прежнему исключаете Гэмлина, шеф?

— Пожалуй, что так.

Действительно, Барнаби давно уже не считал, что убийца Гэмлин. Он не мог точно сказать почему. Отчасти, вероятно, потому, что все без исключения назначили того на роль козла отпущения, отчасти из-за неподдельной ярости Гэмлина, что кто-то его так ловко подставил. А еще — мотив. Казавшийся таким естественным и логичным в начале, он, после пристального изучения, выглядел далеко не бесспорным. Барнаби не сомневался, что для Гэмлина дочь была гораздо важнее, чем деньги. Казалось, его снедало одно единственное желание — вернуть ее любовь. Она не скрывала от отца своей привязанности к наставнику, и Гэмлин должен был понимать, что, причинив тому вред, он навсегда утратит шанс на примирение с ней. К тому же никто не мог гарантировать, что в случае смерти Крейги Сильвия откажется передавать деньги общине. Наоборот, его гибель могла даже укрепить ее намерение. Последним — и для Барнаби самым существенным — фактором был характер самого Гэмлина. Этот бандит представлял чистейший образец человека, который руководствуется лозунгом «возьму-что-хочу-и-наплевать-сколько-стоит». Барнаби вполне допускал, что Гэмлин был способен убить, но полагал, что он сделал бы это в порыве ярости, ничего не планируя заранее. Затем он бы встал и громко заявил об этом, может, даже похваляясь своей удалью, и после этого нанял бы себе наилучшего адвоката. Так что Барнаби был уверен, что убийца не Гэмлин. Он только не понимал, почему Крейги показал именно на него.