Одри Брирли принесла дополнительную информацию о возможных альтер эго убитого. Трой схватил листы и углубился в их изучение. Фредди Крэнмер? Слишком молод, к тому же весь покрыт экзотерическими (читай — порнографическими) татуировками. Следующая кандидатура казалась более обещающей — Альберт Кренли, пятидесяти семи лет. Начал с мелкого мошенничества и перепродажи краденого. Затем — нечто более хитроумное: махинации с денежными переводами, жульничество со страховыми полисами, подделка закладных. Затем он сорвал действительно большой куш на акциях. Деньги так и не нашли. Был арестован на Мальте. Отсидел четыре из семи лет. Вышел на свободу в 1989-м. В заключении вел себя примерно, как все типы, занимающиеся мошенничеством.
— Вроде все сходится, сэр.
Трой читал вслух. Он читал увлеченно, подкрепляя информацию энергичными кивками, при этом его коротко стриженая голова то ныряла вниз, то вновь взлетала, как у высматривающей рыбку болотной цапли.
— Сходится лишь возраст, да и то между ними все же есть разница в несколько лет, — проговорил Барнаби, — но все дело в том, что если не считать обвинения со стороны Гэмлина, вполне, кстати, объяснимого в данных обстоятельствах, у нас нет оснований полагать, что Крейги мошенник.
Барнаби заметил, как у Троя сжались челюсти. Трой, одержимый идеей, был все равно что кот у мышиной норки. В этом была его сильная сторона, но также и его слабость: он никогда не знал, в какой момент пора прекратить охоту и уйти восвояси.
— И кроме того, — продолжал Барнаби, который вспомнил об этом, только просмотрев записи допросов, — Арно рассказывал нам о том, что коммуна давала деньги на благотворительные акции. Это мало согласуется с вашей теорией.
— Шеф, все большие жулики именно так и поступают — вы что, не знали? Они и призы вручают, и клубы для молодежи поддерживают, и спортсменов награждают. Они все швыряются деньгами.
— Они поддерживают рядовых членов своих организаций. Чем больше рекламы, тем больше к ним тянется народ. Мы имеем дело не с системой царской власти, а с пантисократией.
— Да ну? — Трой мигнул и поцокал языком.
— Так Сэмюэль Кольридж назвал организацию, где все равны, — терпеливо объяснил Барнаби. — Это не то, что вы подумали, женщины тут ни при чем
[55].
— Теперь понятно. — Трой решил, что он не так уж и ошибся. Ведь у всех этих членов коммуны головы набиты чер-те чем, в их идеях и вправду можно запутаться, как в женских панталонах с оборочками. — И все же схожу-ка я, попрошу достать мне его фотографии, — сказал с вызывающим видом Трой.
— Оставь. У них и без того работы по горло.
Раздался телефонный звонок. Это оказался Уинтертон, офицер, ответственный за связи с общественностью на время расследования, которое уже успело получить название «Дело Гэмлина». Его одолевала пресса, и он спрашивал, есть ли у Барнаби что им скормить.
— Подай вчерашнее, только перефразируй.
— Спасибо тебе большое, Том. Помог, называется!
— Всегда пожалуйста. — Барнаби повесил трубку, а когда оглянулся, Троя уже и след простыл.
Арно шел через сад. Было еще очень рано. Кое-где висели синие клочки тумана, а яблоки, как ни странно, стали глянцевыми от легкого ночного заморозка. Над его головой ярко сверкал кинжал Утренней звезды. Всю ночь Арно почти не смыкал глаз, но усталости не чувствовал.
Он нес небольшую, устланную земляничными листьями плетеную тарелочку и направлялся туда, где произрастала их единственная плодоносящая вишня. Дерево было кое-как закутано в скрепленную из обрывков сетку. Та явно не выполняла своего предназначения и не защищала урожай, потому что с дерева, как только Арно приблизился, вспорхнуло несколько птичек. Он сорвал то немногое, что еще осталось, аккуратно срезал перочинным ножом поклеванные и подгнившие места и сложил все ягоды в пирамидку, расположив их на тарелке наиболее выгодным образом. Результат получился малоутешительным, вишни выглядели далеко не такими свежими и сочными, как в супермаркете.
Обычно Арно-огородник относился спокойно к несовершенству своей продукции, но сегодня он хотел угостить Мэй. За ужином она почти ничего не ела, что было неудивительно после вчерашней суматохи и скандала, и Арно страшно беспокоился (как известно, любовь слепа), что от Мэй вскоре останутся кожа да кости.
Неся тарелочку на вытянутой руке, он пересек лужайку, заметив, что солнце уже поднялось высоко, что трава перестала хрустеть под ногами, а сделалась мягкой и росистой. Подойдя ближе к воротам, он поколебался, а затем пошел вдоль дома, держась в тени живой изгороди и время от времени выглядывая из-за нее.
Дело в том, что Эва и Терри ничуть не преувеличивали, говоря об осаде со стороны прессы. Арно едва успел отыскать старый замок с ржавой цепью и навесить его на ворота. Ранним вечером у ворот уже собралась довольно неприятная и шумная публика. Фотографы облепили старые стены, и машине скорой помощи потребовалось немало времени, чтобы проехать сквозь толпу. Правда, в настоящий момент все было тихо. Ранние пташки уже порхали, но червяки, видимо, еще не появлялись. Оказалось, однако, что он не единственный из обитателей дома, кто уже проснулся. Когда он огибал угол дома, на первом этаже распахнулось окно. Это была комната Мэй… Минутой позже в чистом воздухе прозвучал переливчатый аккорд. Арно замер, а затем радостно зашагал навстречу звукам.
В тени плюща он остановился и медленно развернулся лицом к окну, словно листок к солнцу. Золотые звуки сливались со свежестью раннего утра, они сильно и нежно касались струн сердца Арно и влекли его к божественной Мэй… Он прикрыл глаза и прислонился к стволу плюща, не обращая внимания на пыль, сыпавшуюся с листьев на его бородку и волосы. Весь мир сосредоточился для него на кончике смычка виолончелистки. Она играла старинную каталонскую песню о тоске и разлуке. Мелодия была полна печали, но композиция и исполнение были столь безупречны, что после финального аккорда Арно всегда испытывал не печаль, а чистую глубокую радость.
Он взглянул на свое подношение. Пирамидка из вишен расползлась, ягоды раскатились, земляничные листья и те выглядели несвежими. Скудость и ничтожность этого дара по сравнению с тем, который был только что предложен ему, пронзила его сердце. Он выкинул вишни на клумбу и направился к сарайчику, чтобы отнести на место плетеную тарелку.
Исполнительница отложила смычок и подошла к окну — поздороваться с солнцем. Сегодня ей понадобятся все ее силы. Ее дар целительства, — каким Мэй с некоторой долей преувеличения считала собственную доброту, — сегодня будет необходим как никогда раньше. Она воздела руки к небесам (шелковые рукава цвета морской волны соскользнули вниз, обнажив сильные, в ямочках руки) и со словами «сокровенное во мне приветствует твою божественную сущность» низко поклонилась семь раз, с мыслью о том, что каждый демонстрирующий смирение поклон привносит в чакру сердца любовь и силу как божественного, так и космического свойства. Затем она приняла душистую ванну с добавлением сыворотки, сделала несколько йогических растяжек, поочередно подышала обеими ноздрями и только тогда почувствовала себя готовой встретить новый день и приступить к завтраку.