Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 26

На холмике горела очередная свеча, и читала внучка над дедом молитвы – и тихо струился голос, и вздыхала земля. Вера еще не прочла ни одного псалма, когда за спиной лязгнула складская дверь, а через несколько минут к складу подъехала грузовая машина. Шофер с кладовщиком громко говорили, перемежая речь с площадным матом. Шофер загрузился и уехал, а кладовщик все гремел и гремел. И Вера поняла, что мат этот направлен и в ее адрес.

– …устроили тут могильник… места не хватает… кто разрешил… завтра же пригоню бульдозер и прикажу все срыть… крестов наставили… Вот придурки! Закрыли кладбище, – нет, хоронят. – Слышно было, как он надвигается – подходит все ближе и ближе. И подумалось: вот сейчас подойдет и тюкнет по голове. И от этого «тюкнет по голове» стало вдруг смешно. «Услышит тя Господь в день печали, защитит тя имя Бога Иаковля…» – читала она размеренно вслух, а кладовщик все подступал, и наконец остановился за спиной, и слышно было, с каким негодованием бубнит он что-то себе под нос.

– Ну ты что, не слышишь? Кто разрешил? Сегодня же позвоню в райком партии – это же безобразие! Что захотят, то и делают…

Вера поднялась с колен и повернулась к кладовщику, человеку невысокого роста, крепкому, хотя и в годах. На нем были форменная фуражка и китель. В душе своей он, видимо, очень негодовал, так что выражение его лица менялось. И все-таки его поразило, что перед ним не старуха, даже не пожилая, а девчушка!

– Вот ведь, наверно комсомолка, на коленях, молится… – И похоже, догадался кладовщик, что говорит мерзости: он смешался, снял фуражку, вытер ладонью лоб и сказал строго: – Кто разрешил здесь хоронить?!

Вера так и стояла молча с Псалтирью в руках, опустив глаза, и спокойно было у нее на душе. Воспринимала она не только угрозы кладовщика, но и щебет птицы, и жизнь отдаленного села – то стукнула дверь у кого-то, то голоса отозвались… Ей хотелось бы сказать: да успокойтесь, ведь мы похоронили по завещанию родившегося здесь и умершего здесь человека, самого старого жителя Братовщины. И это наша родовая земля, крестьянская. Вот и церковь наша, построенная на деньги прихода. И не мы к вам, а вы к нам пришли, и в церковь влезли со своим металлоломом… Ей хотелось бы заверить: мы восстановим и церковь – хотя это казалось уже слишком, в это даже не верилось… Трепетала свечечка на могилке, где-то рядом щелкала синица, и Вера уже ни о чем не думала, внимательно смотрела на солнечный цветок одуванчика, на котором раскачивался трудолюбивый шмель – и так хорошо было на душе, что она подумала: «Наверно, дедушка обо мне молится». Хотелось плакать, и она, наверно, плакала в душе от добрых чувств.

– Ну, на чем остановимся? Земля здесь ведомственная, и я предупреждаю: или вы ликвидируете захоронение, или я прикажу все здесь ликвидировать при помощи бульдозера. Да еще и штраф наложим…

– Здорово, Семен Иванович, – въедливо проговорил Серый и прихлопнул кладовщика ладонью по плечу. – Ты кого это пугаешь да со штрафом?!

Вера вздрогнула. И часто, часто забилось ее сердце в непонятном восторге. Однако глаз она так и не подняла.

– Я не Семен Иванович, – напряженно ответил кладовщик. – Меня зовут Иваном Семеновичем, и по плечу меня хлопать не надо. – И попытался стряхнуть тяжелую руку со своего плеча.

– Да я тебя не по плечу, я тебя по балде в другой раз оприходую, если ты еще позволишь вякать о бульдозерах и штрафах. И тебе здесь места хватит.

– Не смей так обращаться со мной! Я сейчас же доложу в милицию.

– Доложишь? Пойдем в склад, я с тобой по душам потолкую, – и прихватив кладовщика залокоть, Серый потянул его через кладбище.

– Федя! – вскрикнула Вера. – Оставь его, он же несчастный!

8

Красный «Москвич» зачастил под окна соседей: то утром стоит, то вечером, а иногда с утра до вечера под окнами. И Вера по своей девичьей наивности не могла понять, как это Галина разменивает мужа на «Москвича»… Федя представлялся ей бронированной стеной, за которой и в шалаше можно жить. Ведь если и Федя не защитит, тогда вообще – кто защитит?

Не замечая того, Вера между делом все чаще думала о Феде и Галине. Думы ее и мысли бывали разные, но завершались они одним исходом – крушением. И Вера не могла понять, а как же сама-то она воспринимает итог – с состраданием или восторгом?

А между тем после девятого дня Вера почувствовала себя еще более закрепощенной. Надо было ехать в педучилище – узнать о правилах и сроках поступления – она не ехала. Зато сомнения появились: а почему в училище? – в институт и поступать… Надо съездить к своим – это и вовсе рядом, но и к своим не ехала, потому что знала – непременно заночует. И чувство затворничества и неприкаянности вкрадывалось в сердце – такое состояние угнетало. Сложился замкнутый круг, который можно было бы легко разрушить, но что-то сдерживало и от этого. Она понимала, что завещание дедушкино надо выполнять, не так уж это и сложно. Но вот после девятого дня это несложное дело стало угнетать. И даже не просто угнетать – вгонять в уныние. И в конце концов дошло до того, что ноги отказывались идти на кладбище, ну, не в прямом понимании, но так. И тогда Вера поехала к отцу Михаилу.

Отец Михаил внимательно выслушал и сказал: – Это враг мутит… А идет от того, что ты перестаешь молиться, формально выполняешь завещание – без сердечной молитвы. Ставишь свечку, читаешь, а душа твоя в это время не молится. Врагу этого и надо – он и начинает мутить… И дела свои надо делать, и ездить куда-то по делам – жить, как ты и должна жить. И в то же время выполнять завещание с молитвой. – И неожиданно закончил: – Мы сейчас соберемся и поедем в Братовщину, я и отслужу на могиле панихидку…