Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 29

Именно в этот час и появился кладовщик Иван Семенович с участковым милиционером – приехали на милицейской машине с мигалкой. Некоторое время они представительно наблюдали за происходящим. Наконец Иван Семенович громко возгласил:

– Граждане, товарищи, прекратите работу!

Никто не внял его призыву. Лишь ближайшие старушки, опершись на лопаты, смотрели на него с безразличием. И тогда Иван Семенович повысил голос:

– Мы приказываем вам прекратить работу!

– Какой ты орастый, надо же… – сказала одна из близстоящих женщин.

– Будешь орастый. Вы же чушки глухие и понимать ничего не можете…

– А я вот сейчас лопатой тебя умою— сам и станешь чушкой. – Она зацепила на конец лопаты земли и бросила Ивану Семеновичу в ноги.

– Ну ты, хулиганством занимаешься… Вот видите, товарищ старшина, – обратился он к милиционеру, – самоуправство, здесь невозможно стало работать. – И он угрожающе надвинулся на женщину, непонятно, что намереваясь предпринять. Однако в это время подоспел мужик лет шестидесяти пяти, муж ее, весьма крепкий, да и в руках у него был топор.

– А ты что это выступаешь, ты это на свою бабу надвигайся, а на мою не надвигайся, не то ведь и окорочу… А ты что смотришь, блюститель? Он значит оскорбляет, а ты значит лыбишься…

– Я не лыблюсь, подбирайте слова… А кладбище, факт, давно закрыто, не рабочее кладбище, а вы тут захоронение сделали, а теперь и вовсе хотите возобновить. Это противозаконно.

– О каком это вы законе? – вмешалась подошедшая Вера. – Порядок на кладбище наводим – противозаконно, а вот машину поставить на могилки – законно, в церкви устроить склад железа – законно! Что, или совсем наоборот?!

А тем временем старухи со всех сторон подступали и подступали – это ведь надо: девчушка Смолина от всего села выступает!

– Нас и без вас уж до того упахали, что никаких прав нету. Стадо подневольное – и только…

– Хватит, хватит демагогией заниматься, – включился Иван Семенович. – Товарищ старшина доложит на исполкоме, а я доложу в нашем управлении – пусть и решат. Но только я вас предупреждаю, что бульдозером могут завтра же всю площадку сровнять, так что вы лучше не трудитесь зря.

– Как это бульдозером?! Как это зря?! – неожиданно загалдели все разом. И понеслись со всех сторон упреки, ругань и даже угрозы.

– Ироды, воры окаянные, влезли в церковь, напакостили да еще бульдозером! – выкрикивала бабушка рыжей внучки.

– Вы нас всю жизнь стращали, а теперь нечего – убирайтесь отсюда вон!

– Да что толковать, лопатами их и умыть, окаянных!..

И они угрожали— ветхие и на всю жизнь униженные и обездоленные. Достаточно было бы одного милиционера, чтобы размести весь этот кладбищенский ковчег…

– Постойте, бабы, не галдите! – звонко выкрикнул мужик с топором, а это был Плужников-сын, как и отец, тихий и законопослушный. – Это такие же обабки*, как и мы; вот мы им и скажем, а они пусть своему начальству скажут: подчиняться отказываются, кладбище в порядок приводят; и чтобы и впредь отныне на кладбище на машинах не смели заезжать, а если хотите правду узнать – сейчас вашей машине и порублю баллоны топором. И не стращайте, и впредь не лезьте к нам – не те времена! Нам теперь и бояться нечего, мы уже на вечном покое как дома…

Наступила тишина. Иван Семенович уже и рот растворил, чтобы вещать, но старшина похлопал его по плечу и кивнул на машину. И они пошли, и все хмуро молчали им вслед.

Два десятка старух и несколько женщин предпенсионного возраста – с огрубевшими изможденными лицами, изработанные и истерзанные нуждой, они как будто не на лопаты и грабли опирались, а на подпорки, убери которые – все и упадут.

Несколько стариков на удивление живучих, ибо все их сверстники давно уже спились и повымерли.

Мужчины помоложе, залетные и временные, стояли в сторонке и вовсе не вмешивались в разговор – пусть сами и решают.

И пестрые разрозненные дети – по одному, без родных братьев и сестер, не здесь и рожденные, лишь проживающие или гостящие у бабушек, да и всех-то с десяток. И даже у детей не было добрых или счастливых лиц.

И это было все, среди гниющих крестов, – все, что осталось от Братовщины.

Две недели изо дня в день Серый был пьян, так что его уволили с работы. С утра он уходил в поселок и возвращался к обеду обычно злой и уже «хороший». Если кто-то из подростков попадался на велосипеде, он подзывал велосипедиста, давал ему денег и говорил:

– Вот, сгоняй в магазин, привези без сдачи…

И шел домой, – как он говорил, готовить обед. К тому времени, когда приезжал посланец, Серый успевал надергать в огороде лука, натыкать в сковородку пять-шесть яиц и нарезать хлеба. Так что расправившись с обедом, Серый ложился на диван отдохнуть и засыпал на час-другой. Проснувшись, он умывался и выходил на крылечко покурить. В это время непременно подворачивался велосипедист-подросток.

– Сгоняй к ужину, – окликивал Серый и лез в карман или шел в избу за деньгами.

Спустя две недели, именно во время послеобеденного перекура, он и обнаружил, что денег нет.

– Ну надо же – кончились! – удивился Серый и вслух подумал: – надо еще расчет получить и отпускные… или уже получил?

Оперся на руку, чтобы подняться, и задохнулся от головокружительной боли. Ни опухоль не спадала, ни синяк с кровавым отливом не сходил, хотя перелома не было – рука работала.