Сам я остаюсь на улице, «организовав» хранение отрядного оборудования в подъезде пропавшей. Телефон постепенно умирает, и я принимаю редкие звонки со страхом, что он вот-вот сядет. На улице я стою уже часа два, и бубенцы начинают подмерзать, несмотря на двое штанов и хорошую куртку.
Но тут появляется мой Ангел-хранитель, Платоныч. «Я прочитал, что ты один в штабе, а штаб на улице». В багажнике у Платоныча всегда есть горелка, чай, термос, кофе и даже кубики бульона. С ним можно было в любой момент отправиться в глухомань за 1000 километров – и не пропасть. Платоныч, тут же сварганив чаю, усаживает меня в машину греться. Только посидев у печки, я понимаю, как промерз: меня сильно трясет, и я просто сижу молча, пытаясь собрать мозги в кучку.
Платоныч ставит музыку. «Гр. Об», альбом «Звездопад», бесконечно любимый мною, и песня «Белое безмолвие» Высоцкого. Мы молчим, я курю. Вдруг, на втором куплете, Платоныч начинает петь:
Что же нам не жилось
Что же нам не спалось
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянье пока наблюдать не пришлось
Это редко бывает, сиянье – в цене…
Я начинаю подпевать ему. Мы сидим, поём, смотрим на замерзший поселок.
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук!
Я пытаюсь понять, куда же делась девочка. Но для этого нужно понять – кто она такая.
Решаю начать опрос соседей. Дома, конечно, практически никого нет: утро, будний день. Какая-то старая бабка орет на нас из-за двери. Но в соседнем подъезде живет одноклассница пропавшей девочки, Надя. Она рассказывает, что в подростковом возрасте наша девочка пыталась покончить с собой – но как и зачем, Надя не в курсе.
Я звоню отчиму – телефон вне зоны доступа. Мать – вне зоны. Муж – всё ещё вне зоны.
Платоныч предлагает переместить штаб куда-нибудь на дорогу вне поселка. Хорошая идея. Дальнобойное, сохранившееся с девяностых кафе, с липкими клеенчатыми скатертями, линолеумом на полу и крепким мужским духом становится нашим штабом до вечера. Зарядка, тепло, деревянные лавки, чай по 30 рублей, отлично, просто прекрасно.
Сюда с заданий возвращаются волонтеры. Они не верят в осмысленность происходящего. А осмысленности и нет. Хоть я и напряженно думаю, но не могу найти ключа к поиску.
Это заставляет практиковать полезный навык – делать хорошую мину при плохой игре. Когда не знаешь, что делать дальше, – будь уверен, как ледокол среди однолетних льдов: тебе не надо знать, откуда лёд, потому что тебе поебать, ты справишься, какой бы ни была команда. Они чувствуют похуизм и побаиваются, и выполняют то, что ты скажешь. Иногда они злятся. Некоторым, в принципе, насрать. Но главное – они при деле, и бунта не будет. (И Fexу насрать – я вижу его взгляд в сторону Loop, он приехал сюда с ней и за ней, на родительской «бэхе». Ох, сукин сын. «Бэха».)
Мы с Платонычем отправляем новые группы, даем повторные задачи старым и соображаем, что же делать дальше.
Вернувшаяся с очередного задания Кукла остается в штабе и начинает, в своем духе, задавать тысячу странных и тупых вопросов, которые, однако, разгоняют мозговой штурм.
«А как она пыталась покончить с собой?»
Это один из главных вопросов, который беспокоит и меня. Но еще больше меня волнует – где пропавшая пыталась покончить с собой?
Телефон отчима появляется в Сети, и мы тут же вызываем его к себе на повторный опрос. Без матери девочки он говорит свободнее и больше: как оказалось, он не хотел вспоминать о суициде как раз из-за матери. Не хотел ранить. Девочка пыталась покончить с собой в 14 лет, наглотавшись таблеток феназипама на даче, и спасли ее чудом: дозировка была достаточной, но ее вовремя «спалили». То есть пропавшая была не «эпатажным» самоубийцей, а настоящим.
Я тут же отправляю Fexа и Парамоныча на дачу, та всего в 5–6 километрах от нас. Девочки там нет, дача, как и предупреждал отчим, закрыта.
Кукла как помощник – незаменима: она вытащила на поиски толпу народу, человек 30, добыла контакты «Дозорных» (тех самых презренных, которые болтаются по городским квестам), обеспечила нас оборудованием и ориентировками. Прекрасная, огромная, полезная работа. Благодаря этому мы «оклеили» весь минимум – станции до Москвы и в другую сторону, до конца области, опросили всех местных таксистов.
Кукла умеет уговаривать и договариваться. Она находит нам ночной штаб, просто поболтав с директором местного ДК.
Мы готовимся к осмотрам «забросов» и других злачных местечек. «Дозорные» с альпухой должны залезть в самые опасные места (заброшенные технологические шахты и колодцы), остальные – осмотреть сараи, обочины и так далее.
Но я, один хрен, все время думаю не о задачах, потому что они носят случайный и даже формальный характер, а о том, как мне нужно опросить мужа и свекровь, которые были свидетелями ухода девочки из дома. Пока я всё ещё не понимаю, что за этим стоит: бегство от насилия, убийство или самоубийство. Поняв это, мы могли бы выстроить работу и найти – живую или тело.
Пока что мы ищем – воздух. Такое бывает, и это не страшно. Однако всегда есть буйные волонтеры, которым надо
а) знать всё о поиске;
б) делать исключительно важные вещи, которые позволят именно ИМ найти пропавшего;
в) чтобы перед ними отчитывались и спрашивали их мнения.
Таких долбоебов немного, но мне на этом поиске попался самый настырный тип из этой породы. Мужик лет 45, суетливый, остроглазый, низкорослый и, сука, злобный. Звали его Лёня-С. Ему не хотелось клеить ориентировки – ему нужно было сесть на хвост потеряшке. Сразу. Он отнял у меня полчаса времени, но преподал ценный урок, заставив раз и навсегда принять схему работы с такими долбоебами: «делай или проваливай». Схема действенная, потому что суровая. Позже я доведу этот метод до совершенства: в лесу намеренно буду отправлять долбоебов в дальние, бессмысленные квадраты, порой изобретая для этого версии пропажи, больше похожие на конспирологию, – но именно это долбоебам и нужно. Такие долбоебы, а также инсулинозависимые, потенциальные суицидники, люди с психиатрическими диагнозами (а я всех их встречал на поисках) – это аргумент против установки «помочь может каждый». Не каждый. Далеко не каждый.
Воздух. Страшно всё время искать воздух и не думать о конечной цели.
Я рисую табличку из 6 граф – по 2 для каждой версии. Про и контра, плюсы и минусы версий. Убийство, бегство, суицид.
Прилетает свидетельство – девочку видели на платформе, уезжавшей на московской электричке. По времени «билось», подходили не только одежда и описание, но и деталь, не указанная в ориентировке: сильная сутулость девочки. Браво. Бестолковая, вынужденная беготня дала плоды. Версию убийства можно снимать. Остаются бегство и самоубийство.