– Тут все есть, – сказал Галлуццо, возвращаясь с ящиком инструментов. И принялся за работу.
Когда он застучал молотком, комиссар сказал Фацио:
– Пошли на кухню. Кофе будешь?
– Да.
– А ты, Галлуццо?
– Нет, комиссар, а то ночью не усну.
Фацио был встревожен и рассеян.
– Беспокоишься?
– Да, комиссар. Лодка, машина, непрерывная слежка, минимум трое участников – это неспроста. Похоже на мафию, если начистоту. Возможно, когда вы вспомнили о процессе над Джакомо Ликко, то не ошиблись.
– Фацио, у меня тут нет бумаг по делу Ликко. Это можно было понять уже во время первого обыска. Раз сегодня вернулись, чтобы спалить дом, значит, хотят меня запугать.
– А я вам что говорю!
– Ты уверен, что это из-за Ликко?
– А разве у вас есть сейчас другие крупные дела?
– Крупных нет.
– Вот видите! Точно вам говорю: за всей этой историей наверняка стоят люди Куффаро. Ликко – один из них.
– И ты считаешь, что они могут до такого дойти из-за шестерки вроде Ликко?
– Комиссар, шестерка или десятка, а он их человек. Не могут они его бросить. Если не станут защищать, могут лишиться доверия и уважения подельников.
– И как они себе это представляют? Я наложу в штаны, прибегу в суд и заявлю: «Простите, граждане, ошибочка вышла, Ликко ни при чем»?
– Да им не это нужно! Они хотят, чтобы вы в суде выглядели неуверенно. Этого довольно. А уж адвокаты Куффаро позаботятся о том, чтобы опровергнуть ваши доказательства. Хотите совет? Сегодня оставайтесь ночевать в конторе.
– Не вернутся они, Фацио. Моя жизнь вне опасности.
– Откуда вы знаете?
– Они явились поджигать дом в мое отсутствие. Если бы хотели убить (не говоря уже о том, что меня в любой момент могли подстрелить с лодки из ружья с оптическим прицелом), они подожгли бы дом ночью, пока я сплю.
Фацио призадумался:
– Правда ваша. Вы нужны им живым.
Но сомнения его ничуть не рассеялись.
– Я вот чего не пойму, комиссар. Почему вы не хотите сообщить об этой истории?
– А ты сам подумай. Ну подам я официальное заявление о попытке кражи со взломом. Только о попытке, ведь я не знаю, забрали что-то или нет. И знаешь, что случится в тот же день?
– Нет.
– В эфире выпуска новостей «Телевигаты» Пиппо Рагонезе во весь экран губки сложит куриной гузкой и давай вещать: «Слыхали новость? Воры могут безнаказанно проникнуть в дом комиссара Монтальбано!» – и тут же смешает меня с дерьмом.
– Понятно. Но вы же можете приватно переговорить с начальником.
– С Бонетти-Альдериги? Да ты шутишь! Он прикажет действовать согласно инструкции! И я по полной огребу позора. Нет, Фацио, дело не в том, что я не хочу, а в том, что я не могу этого сделать.
– Вам виднее. Планируете сегодня заехать в контору?
Монтальбано взглянул на часы. Было уже позже шести.
– Нет, останусь здесь.
Спустя полчаса Галлуццо, сияя, объявил: ремонт окончен, балконная дверь как новая.
Аделина успела прибраться в гостиной, но в спальне все было еще вверх дном. Ящики наружу, содержимое вывалено на пол, одежда сорвана с вешалок, карманы вывернуты наизнанку.
Минутку!
Значит, то, что они искали, может лежать в кармане. Листок бумаги? Небольшой предмет? Нет, скорее листок бумаги. Так что мы опять вернулись к началу: процесс против Ликко. Зазвонил телефон, он снял трубку.
– Это комиссар Монтальбано? – низкий голос с сильным местным акцентом.
– Да.
– Делай, что тебе положено, козел!
Не успел ответить – бросили трубку.
Первое, что пришло в голову: слежка продолжается, раз позвонили уже после ухода Фацио и Галлуццо. Но если бы сослуживцы присутствовали во время звонка, что смогли бы сделать? Ничего. Правда, в компании своих людей комиссар бы не так впечатлился звонком. Тонкий психологический ход, однако. Впрочем, тот, кто всем этим заправляет, явно светлая голова, как сказал Мими.
А потом подумал: никогда ему не сделать, что положено, ведь он понятия не имеет, что звонивший имеет в виду.
Блин, могли бы и объяснить!
11
Он вернулся в спальню наводить порядок. Не прошло и пяти минут – опять телефон.
Комиссар схватил трубку и выпалил, прежде чем на другом конце провода успели открыть рот:
– Слушай сюда, ты, мразь…
– С кем это ты так нежно? – перебила его Ингрид.
– Ах, это ты? Прости, я думал… Слушаю.
– Судя по приветствию, вряд ли ты в подходящем расположении духа. Но все же рискну. Я просто хотела спросить, почему ты не отвечаешь на звонки Ракеле…
– Это она тебя просила узнать?
– Нет, я сама. Заметила, что она расстроена. Так почему?
– Поверь, сегодня был такой день, что…
– Поклянись, что это не отмазка.
– Клясться не буду, но это не отмазка.
– Ну ладно, а я-то думала, у тебя праведная реакция отторжения на женщину, которая ввела тебя во искушение.
– Не стоит выставлять это в подобном свете.
– Почему?
– Я могу ответить, что, как ты мне объяснила, между мной и Ракеле имел место бартер. Если синьора Эстерман осталась довольна тем, что получила…
– Да, конечно, еще бы.
– …то и говорить не о чем, как ты считаешь?
Ингрид словно и не слышала, что он сказал.
– Так я ей передам, чтобы попозже перезвонила, так?
– Нет. Лучше завтра утром на работу. Сейчас мне надо… выйти.
– Ты ответишь?
– Обещаю.
Два часа трудов, нагнись-разогнись, собери-подбери, сложи-положи – и спальня снова обрела прежний вид.
Пора бы перекусить, но нет аппетита.
Уселся на террасе, закурил. И вдруг подумал: в этой позе, еще и с зажженным на террасе светом, он представляет собой идеальную мишень, да и темень хоть глаз выколи. Но он ведь заверил Фацио, что его не собираются убивать, не просто чтобы успокоить, а потому, что и сам был в этом убежден. Мало того, он и пистолет оставил в обычном месте – в бардачке.
С другой стороны, если те решат стрелять, разве он сможет защититься? Пистолетом, который заклинит на втором выстреле, как у Галлуццо, против трех автоматов Калашникова?
Может, все-таки уехать ночевать в контору? Да ладно!