– И что теперь? – спросил Мими.
– Теперь есть минимум два дела. Первое – разузнать побольше о Джерландо Гуррери. Ты, Мими, упрекнул меня в том, что я принял на веру слова синьоры Эстерман. Проверим и то, что мне рассказал Ло Дука, начиная с травмы Гуррери. Он ведь лежал в одной из больниц Монтелузы?
– Я понял, – сказал Фацио. – Вам нужны доказательства подлинности рассказа Ло Дуки.
– Именно.
– Будет сделано.
– Второе дело – важный элемент в версии Ло Дуки. Он утверждает, что никто пока не знает точно, которая из двух лошадей убита, его или синьоры Эстерман. Ло Дука утверждает, что так поступили, чтобы поджарить его на медленном огне. Одно мы можем сказать наверняка: никто точно не знает, какую из лошадей убили. Ло Дука сказал, его коня зовут Руди. Найти бы фотографию, чтобы мы с Фацио могли взглянуть…
– Я, кажется, знаю, где ее раздобыть, – сказал Мими. И добавил, посмеиваясь: – Если верить словам Ло Дуки, для больного на голову этот Гуррери неплохо соображает.
– В каком смысле?
– В том смысле, что сначала он убивает лошадь Эстерман, чтобы держать в напряжении Ло Дуку, потом звонит синьоре Эстерман, чтобы Ло Дука не смог утаить от нее похищение лошади… Да он просто семи пядей во лбу, этот наш стукнутый!
– Я сказал об этом Ло Дуке.
– А он что?
– Говорит, мол, вполне вероятно, Гуррери действовал по указке сообщников.
Мими только хмыкнул в ответ.
10
Он собирался ехать в Маринеллу, когда зазвонил телефон.
– Синьор комиссар! Ай, синьор комиссар! Тут вроде как до вас синьора Задарма.
– По телефону?
– Так точно.
– Скажи ей – меня нет на месте.
Только положил трубку, телефон снова зазвонил.
– Синьор комиссар, там до вас один, а назвал себя Паскуале Чиррибирричо.
Наверно, Паскуале Чирринчо, один из сыновей горничной Аделины – оба воры, то в отсидке, то на воле. Монтальбано был крестным отцом сынишки Паскуале.
– Паскуале, тебе чего? Опять в тюрьму угодил?
– Да нет, синьор комиссар, я под домашним арестом.
– Что стряслось-то?
– Синьор комиссар, сегодня мне матушка звонила, все рассказала.
Аделина сообщила сыну-вору, что воры залезли в дом комиссара. Монтальбано не стал отвечать, ждал продолжения.
– Я хотел сказать, что обзвонил своих.
– И что разузнал?
– Дружки мои ни при чем. Один сказал, что они не придурки, чтобы идти на дело в ваш дом. Так что либо это заезжие, либо вообще не наша категория.
– Может, категория повыше?
– Не могу вам сказать.
– Ладно, Паскуале, спасибо тебе.
– Стараемся.
Значит, как он и думал, а теперь убедился – это не воры. В версию с заезжими он тоже не верил. Это кто-то, не принадлежащий к «категории» домушников, как выразился Паскуале.
Комиссар накрыл себе на террасе, положил порцию пасты с брокколи и принялся за еду. Пока жевал, постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Часто бывает, что пристальный взгляд ощущается как зов, будто кто-то тебя окликнул, но ты не знаешь, кто и откуда, и начинаешь озираться.
По безлюдному взморью трусил хромоногий пес. Утренний рыбак давно сошел на берег, лодка лежала на песке кверху днищем.
Монтальбано поднялся, чтобы пойти на кухню за камбалой, и в то же мгновение его чуть не ослепила мелькнувшая вдалеке вспышка – солнце отразилось от стекла. Вспышка шла со стороны моря.
«Но на море нет ни окон, ни домов, ни машин», – подумал он.
Притворившись, будто берет со стола тяжелое блюдо, комиссар наклонился и поднял глаза, всматриваясь вдаль. На некотором расстоянии от берега виднелась неподвижная лодка, но ему не удалось разглядеть, сколько человек было на борту. Эх, будь он помоложе, различил бы даже цвет их глаз. С цветом глаз, конечно, перебор, но раньше он точно видел значительно лучше.
В доме лежит бинокль, но и у типов, следящих за ним с лодки, наверняка тоже есть бинокль, и они поймут, что он их обнаружил. Пожалуй, стоит прикинуться, будто ничего не заметил.
Он зашел в дом, потом снова появился на террасе с камбалой и сел за стол.
Постепенно до комиссара дошло, что лодка уже была там с тех пор, как он открыл балконную дверь, чтобы накрыть на стол. Просто сразу он не обратил на нее внимания.
Закончил обедать уже в третьем часу, принял душ. Вернулся на террасу с книгой, сел и закурил. Лодка не двинулась с места.
Взялся за чтение; через четверть часа послышался нарастающий вой сирены. Он продолжил читать, словно это его не касалось. Звук все приближался, потом прервался у площадки перед входом в дом. Со своей позиции типы в лодке могли видеть и террасу, и площадку.
В дверь позвонили. Монтальбано встал и пошел открывать. Фацио даже мигалку включил.
– Комиссар, срочный вызов!
К чему этот театр? Они ведь одни! Может, Фацио думает, что его еще и прослушивают? Это было бы слишком!
– Я сейчас.
Несомненно, с лодки все видели. Он закрыл на ключ балконную дверь, потом запер входную дверь и сел в машину.
Фацио врубил сирену и рванул с места, взвизгнув покрышками, – Галло умер бы от зависти.
– Я понял, откуда за мной следят.
– Откуда?
– С лодки. Думаешь, стоит предупредить Галлуццо?
– Наверное. Позвоню ему на мобильный.
Галлуццо ответил сразу.
– Слушай, Галлуццо, я хотел сказать, комиссар обнаружил… Да? Хорошо, смотри в оба.
Закончив разговор, он обернулся к комиссару:
– Галлуццо уже просек, что те трое в лодке – фальшивые рыбаки, на самом деле они следят за вашим домом.
– А сам-то Галлуццо где засел?
– Помните напротив вашего дома недостроенный коттедж, уже лет десять как заброшен? Вот там он и сидит, на втором этаже.
– А меня ты куда везешь?
– Мы вроде собирались поглазеть на достопримечательности.
Перед обзорной тропой (вообще-то пешеходной, но их на полицейской машине пропустили) Монтальбано велел Фацио притормозить, зашел в магазинчик и купил путеводитель.
– Всерьез собрались заняться туризмом?
Нет, но, хоть он и был тут много раз, всякий раз забывал время постройки, размеры, число колонн.
– Поднимемся на вершину, – сказал комиссар, – и поедем вниз, а по пути будем осматривать храмы.
Добравшись до вершины, они припарковали машину и пешком дошли до верхнего храма.