– Это комиссар Монтальбано. Я хотел бы поговорить с прокурором Джарриццо.
– Прокурор в суде, будет занят до обеда, – ответил женский голос.
– Когда вернется, передайте, что я жду его звонка. Спасибо.
Положил в карман листок с заметками и опять взялся за трубку:
– Катарелла, Фацио на месте?
– Не присутствует, синьор комиссар.
– А Ауджелло?
– Он присутствует.
– Скажи ему, пусть зайдет.
Вспомнил, что закрыл дверь на ключ, встал, отпер ее и очутился нос к носу с Мими Ауджелло – тот держал в руке журнал.
– Чего это ты заперся?
Если ты что-то делаешь, по какому праву кто-то спрашивает, почему ты это делаешь? Он ненавидел подобные вопросы. Ингрид: почему не ответил Ракеле? Ливия: почему не слышал звонка? И Мими туда же.
– Мими, только между нами: я тут думал повеситься, но раз уж ты пришел…
– Слушай, раз у тебя такие планы, а я их безоговорочно одобряю, я тут же испарюсь, чтобы не мешать. Продолжай.
– Заходи.
Мими заметил на столе папку с делом Ликко:
– Уроки учил?
– Да. Есть новости?
– Да. Вот журнал. – И положил его на стол комиссара.
Роскошный, выходящий раз в два месяца глянцевый журнал, на издание которого утекали немалые деньги налогоплательщиков. Назывался он «Провинция», с подзаголовком «Искусство, спорт и красота».
Монтальбано перелистнул страницы. Жуткая мазня художников-дилетантов, мнивших себя местными Пикассо, убогие вирши за подписью поэтесс с двойной фамилией (как всегда бывает у провинциалок), житие и деяния некоего уроженца Монтелузы, ставшего вице-мэром городка в канадской глубинке, и, наконец, в разделе «Спорт» – целых пять страниц, посвященных «Саверио Ло Дуке и его лошадям».
– Что там?
– Белиберда. Но тебе вроде нужна фотография украденной лошади. Она на третьем фото. А на какой лошади выступала синьора Эстерман?
– Лунный Луч.
– Четвертое фото.
Фотографии были крупными и цветными, под каждой стояла подпись с указанием клички лошади. Монтальбано достал из ящика стола большую лупу, чтобы рассмотреть детали.
– Ты прямо как Шерлок Холмс, – съязвил Мими.
– Тоже мне доктор Ватсон выискался.
Он не нашел никаких различий между мертвой лошадью с пляжа и лошадью на фотографии. Впрочем, он совершенно не разбирается в лошадях. Единственный выход – позвонить Ракеле, но ему не хотелось делать это в присутствии Мими. Вдруг та решит, что он один, и переведет разговор на опасные темы.
Но как только Ауджелло вышел и направился к себе, комиссар позвонил Ракеле на мобильный:
– Это Монтальбано.
– Сальво! Как здорово! Я тебе утром звонила, но мне сказали, что тебя нет.
Он напрочь забыл, что клятвенно пообещал Ингрид ответить на звонок Ракеле. Придется сочинять очередную отговорку. У него даже стишок сложился: «Брехня порою / Спасает нас от геморроя».
– Меня не было в конторе. Но как только вернулся и узнал про твой звонок, сразу перезвонил.
– Не хочу тратить твое время. Есть новости в расследовании?
– В каком?
– Про убийство моей лошади!
– Так ведь нет никакого расследования, ты же не подала заявления.
– Ах вот как! – разочарованно вздохнула Ракеле.
– Да. Разве что ты обратишься в управление Монтелузы. Ло Дука заявил туда о похищении обеих лошадей.
– А я надеялась, что…
– Ну извини. Послушай, мне тут случайно попал в руки один журнал с фотографией лошади, украденной у Ло Дуки…
– Руди.
– Да. По-моему, Руди точь-в-точь похож на мертвую лошадь, что я видел на пляже.
– Конечно, они между собой очень похожи. Но не одинаковые. Например, Супер, мой жеребец: у Супера, моего жеребца, было необычное пятно, вроде треугольника, на левом боку. Ты его видел?
– Нет, он лежал как раз на этом боку.
– Поэтому-то они и похитили труп. Чтобы лошадь не опознали. Я все больше убеждаюсь, что Шиши прав: они хотят поджарить его на медленном огне.
– Возможно.
– Послушай…
– Да.
– Я хотела… поговорить с тобой. Увидеться.
– Ракеле, поверь, я не сочиняю, но у меня сейчас очень сложно со временем.
– Но ты же будешь есть, чтобы не умереть с голоду?
– Ну да. Но я не люблю говорить за едой.
– Всего пять минут, обещаю… после ужина. Мы можем увидеться сегодня вечером?
– Пока не знаю. Давай так: позвони мне сюда, в участок, ровно в восемь, и я скажу, как и что.
Он снова взял в руки папку с делом Ликко, перечитал, добавил пару записей. Несколько раз проштудировал свои доказательства против Ликко, стараясь смотреть на них глазами защитника: то слабое место, про которое он вспомнил, выглядело теперь уже не парой спущенных петель, а огромной дырой. Правы дружки Ликко: поведение комиссара в зале суда будет решающим. Прояви он хоть намек на сомнение, и адвокаты мгновенно расковыряют дыру до размеров судебной ошибки. Ликко спокойненько выйдет сухим из воды, еще и извиняться перед ним придется.
Ближе к часу дня вышел из кабинета, направляясь в тратторию, и тут его окликнул Катарелла:
– Синьор комиссар, извиняйте, так вы есть или вас нету?
– А кто звонит?
– Синьор прокурор Джарриццо.
– Переключи на меня!
– Здравствуйте, Монтальбано, это Джарриццо, вы мне звонили.
– Да, спасибо. Мне надо с вами поговорить.
– Можете заехать ко мне… погодите… в семнадцать тридцать.
С учетом того, что накануне он почти ничего не ел, Монтальбано решил наверстать упущенное.
– Энцо, я так проголодался!
– Приятно слышать, синьор комиссар. Что вам принести?
– Знаешь что? Не могу выбрать.
– Позвольте, я за вас выберу.
Комиссар уминал одно за другим кушанья Энцо, пока не почувствовал: если добавить к съеденному хотя бы мятную карамельку, он лопнет, как тот персонаж из фильма «Смысл жизни по Монти Пайтону». Ему было понятно: этот приступ обжорства случился с ним на нервной почве.
Неспешно прошелся по молу, через полчаса вернулся в контору, но все еще ощущал перегруз в трюме. Его ждал Фацио.
– Что нового за ночь? – первым делом спросил тот.
– Ничего. А ты чем занимался?
– Съездил в больницу в Монтелузу. Целое утро там потерял. Никто не желает говорить.