С Гуидо? Свидание при свечах?
– Послушайте, синьора…
– Зовите меня Ракеле.
– Послушайте, Ракеле. Помните, вы говорили: сторож конюшни сообщил, что ваш конь…
– Да, помню. Но, видимо, я ошиблась.
– Почему?
– Потому что Шиши – простите, Ло Дука – сказал, что бедняга сторож в больнице. И все же…
– Я вас слушаю, Ракеле.
– И все же я почти уверена, что он представился сторожем. Знаете, я еще спала, было раннее утро, накануне я легла поздно…
– Понимаю. Ло Дука сказал, кому он поручил позвонить?
– Ло Дука никому этого не поручал. Это было бы невежливо по отношению ко мне. Он сам должен был меня известить.
– И он известил?
– Конечно! Позвонил из Рима часов в девять.
– А вы сказали, что его опередили?
– Да.
– Он как-то отреагировал?
– Сказал, что, наверно, звонил кто-то из конюшни, по собственной инициативе.
– У вас есть еще минутка?
– Слушайте, я лежу в ванне, мне хорошо. Ваш голос, звучащий около уха, для меня сейчас как… Ладно, неважно.
Ракеле Эстерман решила играть по-крупному.
– Вы сказали, что после обеда звонили на конюшню…
– Не совсем так. Мне звонил кто-то с конюшни, сообщил, что коня пока не нашли.
– Представился?
– Нет.
– Тот же голос, что и утром?
– Вроде бы… да.
– Вы говорили Ло Дуке о втором звонке?
– Нет. А надо было?
– Нет, в этом не было необходимости. Хорошо, Ракеле, я…
– Подождите.
Последовало полминуты молчания. Их не разъединили, Монтальбано слышал ее дыхание.
Потом она вполголоса сказала:
– Я поняла.
– Что вы поняли?
– То, что вы подозреваете.
– А именно?
– Тот, кто звонил мне дважды, не с конюшни. Это был один из тех, кто украл и убил коня. Верно?
Проницательна, красива и умна.
– Верно.
– Почему они так поступили?
– Пока не могу сказать.
Она помолчала.
– Да, кстати. Есть новости о коне Ло Дуки?
– След затерялся.
– Как странно.
– Хорошо, Ракеле, у меня больше нет…
– Я хотела вам сказать еще кое-что.
– Слушаю.
– Вы… мне очень нравитесь. Мне приятно говорить с вами.
– Спасибо, – смущенно выдавил Монтальбано, не зная, что еще сказать.
Она рассмеялась. И он увидел, как она лежит голая в ванне и смеется, запрокинув голову. По спине пробежал холодок.
– Завтра мы вряд ли сможем хоть минутку побыть вдвоем… Хотя, возможно… – Запнулась и смолкла, будто ей в голову пришла какая-то мысль.
Монтальбано немного подождал, потом кашлянул, совсем как герои английских романов.
Она вновь заговорила:
– В любом случае я решила остаться в Монтелузе еще на три-четыре дня – по-моему, я уже вам говорила. Надеюсь, мы еще увидимся. До завтра, Сальво.
Комиссар помылся и устроился ужинать на террасе. Аделина приготовила салат из осьминожек – хватило бы человека на четыре – и огромных королевских креветок, осталось заправить маслом, лимоном, солью и черным перцем.
За ужином в голове крутились мысли о какой-то ерунде.
Он встал, набрал номер Ливии.
– Почему ты не позвонил вчера вечером? – первым делом поинтересовалась та.
Стоит ли рассказывать ей, что он напился вместе с Ингрид и напрочь забыл о звонке?
– Никак не мог.
– Почему?
– Занят был.
– С кем?
Вот пристала!
– Как это – с кем? С моими людьми.
– И чем вы занимались?
Это его окончательно выбесило.
– Устроили соревнование.
– Соревнование?!
– Кто круче соврет.
– И ты, конечно, победил. В этом спорте тебе нет равных!
Началась привычная, успокаивающая ночная болтовня.
6
Звонок отбил у него желание ложиться спать. Он снова сел на террасе, стараясь отвлечься, думать о чем-нибудь, кроме Ливии и истории с конем.
Ночь была спокойной и темной, полоска моря еле различима. Вдалеке горел фонарь, который из-за темени казался ближе, чем на самом деле. Вдруг он ощутил между нёбом и языком вкус только что пожаренной в масле камбалы. Сглотнул слюну.
Ему было десять, когда дядя в первый и последний раз взял его с собой на ночную рыбалку с фонарем, целый вечер потратив на уговоры жены.
– А вдруг малыш упадет в море?
– Да что тебе в голову лезет? Упадет – достанем. Нас ведь двое будет, я да Чиччино!
– А вдруг замерзнет?
– Ты дай нам свитерок. Замерзнет – наденем.
– А если спать захочет?
– Поспит на дне лодки.
– Сальвуццо, а сам-то ты хочешь на рыбалку?
– Ну…
Да он ни о чем другом и думать не мог каждый раз, когда дядя собирался на рыбалку! Наконец тетушка уступила, завалив их тысячью советов.
Ночь, помнится, была точь-в-точь как эта, безлунная. С моря можно было разглядеть каждый огонек на берегу.
Через некоторое время Чиччино, моряк лет шестидесяти – он сидел на веслах, – сказал:
– Зажигайте.
Дядя зажег фонарь. Тот горел ярким голубоватым светом.
Песчаное дно моря словно внезапно приблизилось к освещенной поверхности воды, он увидел замершую стайку рыбешек, уставившихся на слепящий свет фонаря.
Прозрачные медузы, две рыбы, похожие на змей, ковылявший по дну краб…
– Не наклоняйся так сильно, в море вывалишься, – тихо сказал Чиччино.
Мальчик был так зачарован зрелищем, что даже не понял, как низко наклонился из лодки – временами лицо касалось воды. Дядя стоял на корме с десятизубым гарпуном на трехметровом древке, привязанным к запястью трехметровым шпагатом.
– Зачем, – спросил он Чиччино тоже шепотом, чтобы не распугать рыбу, – в лодке еще два гарпуна?
– Один для скал, другой для открытого моря. У одного зубья прочнее, у другого – острее.
– А тот, что в руках у дяди?