Пляска Бледных. Акт 1: Дочь Зла - читать онлайн книгу. Автор: Герр Фарамант cтр.№ 74

В сегодняшнем сне я отправлялась к Маяку, одна из многих высоток города, где жил один мой старый друг. Лучшей цели для сбора капель Гордыни было сложно придумать. Это уже третий столп силы из семи. Разрушив их, вобрав в себя скверну этой химеры, мы очистим её так, как некогда очищали разум других детей. Просто отныне не сознание одного ребёнка, но общее бессознательное стало темницей вседозволенного, и столпы её силы обретают самые разные, порой довольно причудливые формы.

Перед сном я виделась с сестрой. Она была разбита. Прежде, чем прийти сюда, пришлось утешать её, но она отказывалась говорить о предмете своих печалей, отвечая, что сейчас мне следует сосредоточиться на нашем деле, а всё прочее — потом. Я смутно догадываюсь о случившемся, но действительно сейчас не хочу об этом думать, чтобы не сбиться с пути.

Посоветовавшись накануне с сестрой, мы пришли к выводу, что — да, в нашем старом друге Гордыни хватает с лихвой, и от его Маяка исходит наибольший поток скверны, заполнивший собою весь ближайший квартал. Он, как и мы, тоже был изгнанником Города Мёртвых Детей с той лишь разницей, что впоследствии смог вернуться сюда и вернуть звание мастера: всем уже плевать на твои способности, можешь делать, что хочешь.

Я сидела на лавочке перед его подъездом и курила. Здесь было тихо. Почти ни единого звука, только отдалённые трели скрипки и хор реквиема мёртвых богов. В церкви проходило венчание наших врагов. При всём желании сорвать его, я не могла себе позволить такого шага: слишком велики риски быть пойманной. К тому же, моя работа здесь.

Хватит отдыхать. Я тряхнула головой, бросила окурок в урну и направилась к двери подъезда. Нужно собраться с мыслями.

Просочилась сквозь дверь, оказалась внутри подъезда. В нос тут же ударил резкий запах разложения. Застой. Слишком много застоя. Если человек слишком долго упивается сам собой, всё вокруг пропитывается его желчью. Мне нужно было наверх, последний этаж.

В кабинке вахтёра сидела восковая фигура смотрителя. Что-то мне подсказывало, что в остальных квартирах дела обстоят не лучше. Мой друг — единственная живая душа в этом доме. Остальные давно обратились в изваяния и просто создавали видимость жизни, но не более того.

Лифт прибыл. Двери затворились за мной, стоило лишь переступить порог.

Уже стоя у квартиры, я одёрнула себя. Конечно, мне не стоило труда пройти сквозь неё, но всё же — это неправильно. Я позвонила трижды. За дверью молчание. Снова позвонила. Наверное, он удивлён гостям — едва ли кто-то навещает его здесь. Да ему едва ли это нужно. Снова позвонила. Постучала в дверь. И снова ответом было молчание.

— Граф, — позвала я, обращаясь на давно забытом языке. — Откройте. Вы совсем разучились принимать гостей.

Я была уверена, что он меня слышит. Конечно, он вполне может принять меня за иллюзию, морок, воспоминание — не важно — и решит, что это просто наваждение. Но всё же.

Выждав ещё какое-то время, я вздохнула: ничего не поделаешь.

Стоило лишь коснуться запертой двери, как она сама отворилась. Раздался лёгкий щелчок, скрип — и мне открыли.

За порогом стоял он. В лиловом камзоле и тёмных брюках, с длинными чёрными волосами, завязанными алым бантом. В очках в роговой оправе и аккуратных белых перчатках, передо мной стоял мой старый знакомый.

Увидев меня, он легко усмехнулся и покачал головой, молча поклонился, приглашая жестом войти.

Прямо у входа, рядом с трюмо, стояла статуя молодой девушки в сизом платье. Её руки были сложены на груди, а на лице застыла немая улыбка. Всё те же светлые кудри, глубокие зелёные глаза, лёгкий стыдливый румянец на щеках. Я вздохнула, признав в ней Орфу, возлюбленную Графа, которая оставила его ещё при жизни. Теперь её образ навеки застыл в его царстве.

В гостиной в кресле алого бархата, закинув ногу за ногу, курила Адаманта — ещё одно изваяние прошлого.

Такая же прекрасная и застывшая, с копной густых чёрных волос и в тёмных одеждах, она закрыла глаза, готовая выпустить клубы дыма из полуприкрытого рта.

Вдоль стены высились книжные полки, на которых стояло множество фолиантов. Я более, чем уверена, что если открыть их, то страницы окажутся пустыми, и текст в них может разглядеть только их автор.

С тяжёлым вздохом я прошла на балкон. Там тоже стояла девушка. Она любовалась безбрежным морем ночного города. В простых джинсах и оранжевой футболке с ярким зелёным солнцем, короткими рыжими волосами и чистой улыбкой, она смотрела в ночь и курила, приставив к губам сигарету. В этой фигуре я узнала себя.

Граф подошёл ко мне, обнимая за плечи. Я выскользнула из его объятий, резко мотнув головой.

— Сильфа, — прошептал он.

— Любуйтесь вашими призраками, Граф, — отрезала я. — Они всяко податливее меня.

— Но ты живая, — возразил он.

— Будь вы хоть последним реаниматором, даже мёртвой бы вам не досталась. Я смерила оценивающим взглядом свою статую.

— Она недурно сохранилась, должна признать. Не то, что я. Сколько лет прошло?

— Ты всё так же прекрасна, — прошептал он, снова направляясь ко мне.

— Руки, — холодно отрезала я. — Мы можем поговорить где-нибудь, где нет ваших кукол?

Граф замер, опустив голову.

— Они здесь повсюду.

Достала сигарету, щёлкнула зажигалкой, закурила.

— Стыдно, Граф, стыдно. Я ждала большего.

— Но взгляни, — возразил он, указывая на свою квартиру, — я всего этого добился сам. На полках стоят книги, написанные мной. Здесь живут женщины, которых я любил. Я добился всего этого сам. Разве ты не гордишься мной?

Хмыкнула, стряхнула пепел, затушила окурок о плечо куклы, отбросила его на пол балкона.

— Ваши читатели — ваши же куклы, Граф, а все книги исписаны пустыми страницами. Конечно же, здесь есть всё, кроме вас самих. Или наоборот — здесь нет ничего, только вы сами. Вы не сбежали из темницы, Граф, но продолжаете жить в ней. Довольны ли?

Он закусил губу.

— Как ты можешь так говорить? Ты ведь всего лишь призрак моих снов. Они никогда не перечат мне.

— Вы сами признали во мне живую, — склонила я голову. — Но, знаете, это место вам под стать. Пройдёмте со мной?

С этими словами я проскользнула в гостиную, просочившись сквозь окно, и направилась к спальне.

Ещё одно трюмо, на котором стоял подсвечник в форме химеры. Из её пасти высилась горящая свеча. Такие же стояли на двух возведённых к потолку лапах. Чуть дальше раскинулась широкое двуспальное ложе. Давно же я не была у него в гостях. Очень давно. А здесь с тех пор, надо заметить, совершенно ничего не изменилось. Да и вообще, у таких людей, увы, меняться не в чести. Как он о себе говорил, он был всего лишь писателем в бледной маске, а вся жизнь его суть не более, чем дорога сна для обречённых скитальцев, что дали обещание беситься в лике восхождения чёрной луны, и, оплакивая кровавыми слезами пугала в обители хозяина игрушек своё последнее «прощай», он осознал, что ничего нет прекраснее смерти, и лишь истинное безумие — это его судьба. Абсолютно бессмысленное сравнение, надо заметить.