Пляска Бледных. Акт 1: Дочь Зла - читать онлайн книгу. Автор: Герр Фарамант cтр.№ 6

Но так ли уж никакой?

На миг у парня возникла шальная, почти абсурдная, до невозможности наивная мысль, а за ней — и уверенность в том, что друга всё же можно спасти.

Ведь он здесь, рядом, в его воспоминаниях. Сидя вот так, тёмной ночью на кладбище, играя ему, Лекс видел, как тот подходит, садится рядом. Смотрит на него, улыбается.

Когда музыка источает дыхание смерти, самый верный герой — некромант. Чарами нот Син являлся в мире людей. Не говоря ни слова, лишь наблюдая, он по-прежнему рядом, в волшебстве мелодий. И Лекс напишет ему достойную песню.

Отложив инструмент, юноша вздохнул и припал лбом к изображению на распятии, поцеловал его бледное металлическое чело, а затем одарил прощальным взглядом. Скоро рассвет, и нужно хоть немного выспаться перед следующим днём.

Истинно, не для всех эта ночь хороша.

В своих домах Харьков скрывает огромное множество жизней, страхов, переживаний.

В полумраке комнаты раздался недовольный стон.

Девушка поморщилась и сплюнула. Ей не нравились многие вещи, и не в последнюю очередь — детский плач, что доносился из спальни старшей сестры.

— Чёртова овуляшка, — проворчала Тан.

Её телефон завибрировал сообщением. Подруга интересовалась, как она. Тан прочла сообщение и гневно ответила: «плохо, а дальше — херовей».

У старшей сестры родился ребёнок, и она вместе с её парнем теперь живут здесь. Когда дома родители, то вообще не продохнуть: трёхкомнатная квартира на пятерых человек, где каждый первый ненавидит второго.

Ей уже без малого чёртова дюжина лет, и она справедливо считала себя взрослой и самостоятельной женщиной.

Коротко стриженные чёрные волосы (постригли в «Пятнашке»: добрые, блин, родители закинули туда «любимую дочь», потому что у неё, понимаете, друзей реальных нет, в Сети только!), хмурый взгляд — и шипы. Шипы на плечах, игла в языке, искры в очах — она вся из острот, готова колоть, резать и рвать. В данном случае — сестру и её слишком живой выкидыш, и хахаля-членоносца, что въехал в их хату на правах писанного жениха.

И это её — эту самую брюхастую матку с её ухажёром теперь ставили Тан в пример о том, к чему сама она должна стремиться, что обязана обрести. По мнению предков, не флейты, сигареты и паблики цитат 18+, но пелёнки, мужики и борщи должны составлять круг интересов истинной зрелой дамы. Даже «лечить» пытались. Не помогло.

Старшая сестра — эталон, как статуя комсомольцев, и мать с отцом вечно твердили о том, какая она правильная, умная и послушная. Тан же в ней видела девушку, которая хотела, чтобы ею все гордились и были довольны, потому никогда не прекословила родителям: выучилась, окончила институт, нашла свободный ходячий член, обзавелась личинкой. Отличная, просто образцовая хозяйка. От одной мысли о том, что ей самой пророчили такую же долю, Тан бросало в дрожь. Тем более, что и младенцем, и работой по дому в итоге сестра занималась сама — ну, изредка ей помогала мать. Тан не встревала сюда просто из принципа: сама нажила — сама и паши. За подобную позицию ей часто влетало от предков (когда те были дома), но их мнение, как хер — класть хотела, но не в себя.

Детский плач усиливался, слушать его дальше становилось невыносимо. Заткнуть мелкого всем было лень, заткнуть уши — не хватало берушей.

Ребёнок её бесил, а всё, что бесит, изгоняют в забвение.

Потому, когда она поняла, что сама собой личинка не уймётся, то отворила дверь и быстро прошла в гостиную.

В манеже у батареи — дитя, игрушки, как подношения, раскиданы вокруг.

В своих маленьких руках он сжимал плюшевого жирафа и колотил им по всему, что видел.

Мать пыталась успокоить его, но тот кусался, вырывался и на руки не шёл. Молодой отец, судя по характерному гудению, сидел в соседней комнате в наушниках и во что-то играл.

Тан покачала головой: «Ему повезло, что семьи нет дома, иначе вместо „Тигров“ усмирял бы змею, и не ту, что в штанах: там, максимум — гусеница».

С этими мыслями она пересекла комнату: от лестницы вдоль стены, у которой стоял некогда книжный, а теперь — тряпично-пелёночный шкаф, и к манежу. Молча оттащила сестру за свитер, с силой толкнула её на диван. Женщина и слова сказать успела, лишь только открыла рот, захлёбываясь от возмущения.

Тан, не глядя на сестру, резко перевернула «клетку» так, чтобы ребёнок и побрякушки дружно упали на боковую сетку, схватила младенца, как кошару, за воротник, замахнулась — и залепила пощёчину, и следующую, и следующую. Да, ребёнок от этого разрыдался сильнее, но Тан только стиснула зубы, окинула его резким взглядом — и малыш вжал голову в плечи, притих.

Пока женщина ещё не успела окончательно оправиться от шока и была способна только на ругань, девушка, недолго думая, швырнула в сестру её чадом и выбежала из комнаты в прихожую, а оттуда, наспех обувшись, схватив ключи и рюкзак, вылетела на лестничную клетку — и вниз, на воздух.

Для побега не важна цель, Тан просто хотелось скрыться от стоявшего поперёк горла мира.

Гулять хоть всю ночь, лишь бы не возвращаться домой. Да и едва ли она объявится там в ближайшее время, особенно после всего. От такого эта стерва не скоро придёт в себя, а мужику её, кажется, вообще всё равно. «Бесит,» — сплюнула под ноги мысли.

У подъезда оставаться было опасно, поэтому Тан продолжала бег.

Её дом стоял на Сумской, относительно недалеко от Площади Свободы. Именно туда она шла, толком не зная, куда держит путь. Единственная уверенность — хоть куда-нибудь, где нет родаков и навязанных молодых.

Лишь прислонившись к одному из зданий напротив выхода станции метро Университет, она наконец перевела дух и завязала шнурки на кроссовках.

Денег в карманах — почти ни гроша, зато есть полудохлый мобильный.

Из одежды — белые кроссы, тёмно-синие джинсы, чёрная футболка, зелёный рюкзак.

Хотелось курить, но счастливый талончик годится как самокрутка, табака же там не найти.

Прокашлялась: в горле сухо, но с алкоголем неделю назад завязала.

Опять тяжело вздохнула и побрела по пустынному Харькову — в другую сторону от ларьков.

Площадь Свободы, обычно людная днём, сейчас казалась ей непривычно огромной, обширной и какой-то пугающей. Особенно эта одинокая громадная фигура Ленина, стоявшая в самом её сердце. «Надеюсь, её снесут», — зло выдохнула, отведя взгляд.

Слишком опустошённым и страшным чувствовалось место, носившее в себе имя свободы, а хмурый монумент вождя только усугублял горестную иронию.

Тан сама не знала, чего ей хотелось. Руки чесались перевернуть урну, пнуть стену дома. Слишком занята мыслями, чтобы наслаждаться красотами вокруг.

От Площади Свободы Тан прошла к парку Шевченко, и дальше — к театру оперы и балета, и за всё время прогулки от того случайного ларька не встретила ни души. И если в начале её это не занимало, то, уже проходя мимо аллеи Поэтов, Тан всё-таки начала задумываться.