Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 53

Знакомых лиц почти не увидела. Один-два человека. Но смотрящая тетя Валя была на месте, как всегда спала на своей наре. Она вообще почти все время спала, и «смотрящей» ее было сложно назвать. Ни за чем она не смотрела и никем не руководила. Да и девушки здесь не задерживались надолго, поэтому организовать совместный быт было не так легко. Теперь, когда я вернулась на новое рассмотрение дела, могла остаться здесь надолго. Хотя тогда вставал вопрос, держать ли меня в осужденке? В принципе мне было все равно, хотя вернуться к Жене было бы предпочтительней. С тетей Валей у меня с самого начала не сложились добрые отношения, несмотря на то, что мы были землячки. Я некоторое время недоумевала, за что эта пожилая женщина сюда попала. Когда выяснила, то стала испытывать к ней неприязнь, конечно, она не могла этого не почувствовать. Эта старушенция была одной из самых крупных «варщиков ширки», проще говоря, изготовителем наркотиков. Если к наркозависимым я относилась с сочувствием, то такие вот изготовители вызвали у меня негодование. Конечно, вслух этого выражать было нельзя, люди здесь сидели и за более страшные преступления, но натянутость отношений у меня с тетей Валей оставалась до последнего момента.

К тому же я по старой привычке отдала ей на сохранение все свои припасы, а та в свою очередь отправила меня на этап с пустыми руками. Это было последнее дело, но тетя Валя рассчитывала, что никто ее не осудит, так как я не вернусь.

Смотрящая проснулась, когда я бесцеремонно ее растолкала. Уважения к старой наркоторговке не осталось совсем. Она вытаращила на меня старые водянистоголубые слезливые глаза.

— Что ты тут делаешь?

Даже охранник, встретивший меня на конверте, и то был рад встрече куда больше.

— Вернулась. Апелляционный суд отменил решение, и буду ждать нового разбирательства дела.

Все с интересом подслушивали наш разговор.

— А где была?

— В тридцать четвертой, в Днепродзержинске.

Тут же ко мне сбежалась половина камеры:

— Расскажи, расскажи. Стоит туда проситься? Как там? Что там? Есть работа? Нет работы? Как еда? Как обстановка?

— Дайте человеку хоть отдохнуть с дороги. Отвалите, — раздался чей-то командный голос.

Так я встретила еще одну мою будущую подругу. Так бывает: с первого взгляда понимаешь, что человек тебе нравится, и что ты нравишься ему. С первых слов возникает взаимопонимание, смешны одинаковые шутки, используешь в речи одни и те же выражения и крылатые фразы. Так и зарождается дружба. Мы с Наташей стали с первого дня не разлей вода. Она была красавица.

Наташке было двадцать три, волосы иссиня-черные, блестящие, словно парик, острижены короткой шапочкой. Она была чеченкой, и нрав ее подтверждал все опасения людей по поводу этой национальности. Все женщины в камере ее боялись, хотя я так и не поняла почему. Наташа умела, конечно, глянуть грозно, но у меня это вызвало только смех. Моя новая подруга пребывала здесь за своего любимого, который что-то украл. Но так как у него уже была судимость, то эта благородная душа решила взять вину на себя. У Наташи вообще было сильно развито чувство долга и справедливости. Такого рьяного защитника я еще никогда не имела. Тетя Валя ее тоже терпеть не могла, и когда заприметила, что мы с Наташей сдружились, ей аж зубы свело судорогой. К тому же мы в корне подрывали ее авторитет перед новоприбывшими, и она вскоре смекнула, что нас лучше вообще не трогать.

Я мстила смотрящей и поэтому заявила, что дежурить не буду, за дежурства платить не буду, делиться с ней провизией тоже не собираюсь. Кровать не заправляла из вредности и когда тетя Валя требовала:

— А ну убери постель к обходу!

Я зло бросала ей:

— Может еще подушечку петушком поставить? Я уже наелась этого на лагере. И вы все еще наедитесь, так что расслабьтесь пока, — обращалась я к сокамерницам, подбивая на бунт.

То время, что я провела вместе с Наташей в осуждение, можно охарактеризовать как спокойное и сытое. Волнения остались позади, суд еще назначен не был, впереди вновь замаячило светлое будущее, и зародилась надежда. Нашими любимыми строчками в тюрьме были: «Мы ведь слуги ордена надежды. А надежда это наш король ^[13]»

Через пару дней принесли передачу, да такую замечательную, столько передали всего вкусного, что одной было просто не справиться. Но так как текучка осужденных здесь была намного больше, люди не были сплоченными, и я так ни с кем толком и не познакомилась. По этой причине ни с кем не делилась и объедалась сама без зазрения совести. Голодные времена на транзите оставили всё же свой след, и хотелось делать запасы, тогда как раньше я раздавала все страждущим. Протянутых рук всегда было предостаточно, сколько бы я ни давала, но прокормить всех было невозможно.

А Наташе мама тоже регулярно приносила передачи, и мы с ней были самыми богачками в камере. У нас всегда были и сигареты, и сало, и колбаса. А ещё и деликатесы оставались, такие как варенье и сгущенка. Так как больше мы ни с кем не сдружились, то все доставалось только нам. Мы почти все время ели. Поедим, уберем все, пройдет час, и мы опять достанем еду и пируем. Потом задумывалась все время, почему никто из нас не набирал вес? Наташа была не намного толще меня. А ведь еда в тюрьме вся вредная, жирная, сладкая. Образ жизни язык не повернется назвать малоподвижным, он был просто неподвижным. И ничего, никто не заплывал жиром. Может потому, что много курили? Бывали дни перед судом, когда я очень нервничала и выкуривала по две пачки сигарет без фильтра. А так пачка сигарет в день — это была норма. Даже те несчастные, которые были лишены этой вредной привычки, становились пассивными курильщиками, ведь столбы дыма в камере обычное явление. Сейчас, слава богу, от этой дурной привычки не осталось и следа и я с недоумением вспоминаю, как могла столько курить.

* * *

Спустя неделю меня вызвали к адвокату. После Рыжикова видеться с защитником не хотелось. Ожидала я от него только подвоха, доверия не было никакого. К моему удивлению адвокатом на этот раз оказалась женщина лет сорока пяти. Очень уверенная, даже какая-то грозновеличественная. Расслабиться при ней не удавалось, и слова застревали в горле. Хотелось нахамить, но не получалось, было неудобно что ли. Она представилась:

— Меня зовут Ирина Павловна. Я ваш адвокат. И адвокат вашего брата.

Потом она расставила все точки над I:

— Никаких писем и бутербродов я носить вам не буду. Я подобным не занимаюсь. Меня интересует только дело. Так как родные ваши оплачивают каждый мой визит сюда, то приходить я буду очень редко, только в случае крайней необходимости.

Теперь стало понятно, почему Рыжиков ходил ко мне каждую неделю и ничего при этом не делал.

— Хорошо, — ответила я. Не хотелось с ней соглашаться, хотелось нагрубить, послать куда подальше. Такая она была самоуверенная. Но меня-то не проведешь. У меня уже был один адвокат, который подставил меня, да еще и денег вытащил из семьи не мало. Когда я впоследствии узнала, сколько именно, то волосы на голове встали дыбом. Оказалось, что семье пришлось продать квартиру, чтобы расплатиться с этим негодяем.