Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 54

Но я почему-то молчала, кивала головой и бубнила:

— Хорошо.

Что еще я могла сделать? Биться в суде самой невозможно. Оставалось вновь довериться адвокату. Казалось, что ей не надо ничего выяснять, все и так было понятно, она просто пришла познакомиться со мной.

— Нужно будет извиниться.

— Не буду.

— Так надо. Суд должен видеть, что ты раскаиваешься и понимаешь, что так делать нехорошо, — говорила она мне как маленькому ребенку.

— Я не буду перед ним извиняться. Он сволочь.

— Может быть, но извиниться надо. У тебя еще есть время.

У меня действительно было полно времени, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что мне придется извиниться перед потерпевшим. Я ставила себе в пример Катю, которая искренне на суде попросила прощения у девочки, которую хотела убить. Но та девочка была невинна, а этот…

Я вздыхала и начинала убеждать себя вновь, что извиниться надо, что возможно эти слова позволят мне выйти домой. В сердце вновь жила надежда, которая после приговора суда умерла, казалось, навсегда. Теперь ведь все может быть по-другому. Только и надо, что извиниться и сказать, что не понимала, что творю, потому что они хотели убить моего брата….

Снова и снова я повторяла про себя: «Я прощаю. Прошу прощения. Извините». Такой вот аутотренинг я проводила с собой на протяжении всего отпущенного мне времени до суда. Повторяла эти слова как заклинание каждый день. Думаю, это помогло на самом деле простить того человека.

Вскоре однообразные будни были изменены. Произошло вот что. Однажды к нам пришел начальник по этажу (к слову сказать, им был уже не тот человек, который требовал у меня телефон, а совсем другой — молодой и симпатичный) и предложил некоторым из нас, а именно тем, кто дожидался апелляционного рассмотрения дела, поработать. Пара девушек согласилась, я же посчитала это унизительным. Вот еще, ходить и мыть кабинеты начальства, красить стены, двор мести и еще бог знает чем заниматься.

Но, помирая от скуки, в скором времени я стала с завистью смотреть на возвращавшихся с работы соседок. Они приходили в приподнятом настроении, рассказывали забавные случаи и вовсе не выглядели уставшими и униженными. Работа занимала от силы часа два, но это давало им возможность погулять по двору (не тому, в котором обычно гуляли мы, а по самому настоящему, находящемуся между зданиями), увидеть людей, передать им новости и получить почту. Обдумав все это, я решила тоже попроситься на работу. До суда мне было еще далеко, делать нечего, да и опять же, любопытно. Попросила девушек сказать кому надо, что есть еще одна желающая.

Как оказалось, с моей статьей было не так просто попасть на рабочку. Меня вызвал к себе начальник этажа для беседы. Не знаю, в чем было дело, но я очень грубо с ним говорила, не пытаясь втереться в доверие. Он при мне достал мое личное дело и долго его изучал, а я в это время сидела на стуле и болтала ногами. Вела себя вызывающе и хотела поругаться. У меня вызывали стойкую неприязнь все эти начальники и менты. Распрощавшись с мечтами о работе, я хотела напоследок хоть гадостей наговорить этому смазливому начальничку. Он прочел все мое дело и принял решение. Я увидела, что его отношение ко мне переменилось. Изменив тон, он стал говорить со мной на равных и просто вежливо попросил не доставлять никому неприятностей на рабочке.

— А то мне влетит от начальства, что я разрешил тебе работать.

У меня отвалилась челюсть, и я только и могла, что кивнуть. А потом еще лучше:

— Может передать что-то брату твоему? Он в какой камере?

— Один-четыре-восемь. Но я и так с ним общаюсь.

Намек на ночную почту не произвел на начальника никакого впечатления.

— Ну ладно, если что надо будет, обращайся.

— Ага, — и я вылетела из кабинета, так и не взяв в толк, что происходит.

Думаю, что этот человек показал очередной пример человеколюбия. Мне ведь и позволяли все выкрутасы, зная, что попала я сюда ни за что. Понимали это и охранники и начальство. Каждый из них, глядя на меня, задавал себе вопрос: «А что бы я сделал на ее месте?» Наверное, большинство людей отвечало себе: «Да то же самое». Не могу представить себе человека, кто спокойно остался бы в стороне, наблюдая убийство родного человека.

И на следующий же день я вместе с остальными отправилась работать. Нас привели в комнату, где выдали тряпки и ведра и отправили убирать кабинеты начальства. Убирали мы, если честно, спустя рукава. Ну а чего можно было от нас ожидать? Бесплатные рабочие не будут убиваться за работу. Мы больше глазели в окно, бегали по коридору, заглядывали куда нельзя. Нас оставляли одних в помещении, где располагались кабинеты персонала. Все как один — стол, пара стульев, книжная полка. Все интересное они конечно убирали и закрывали в сейф, так что удовлетворить как следует любопытство не удавалось. Работа заключалось в том, чтобы протереть пол, пыль, да вынести мусорную корзину. Кабинетики были маленькие и не грязные. Приводили нас совсем рано утром, до того как начинался рабочий день. Так что мы не контактировали непосредственно с начальством. Только с охраной. Но и тем ничто человеческое было не чуждо. Так как работать ходили только молоденькие, то почти все время мы болтали и флиртовали, тут уж было не до тщательного вытирания пыли на каждой полочке. Потом мыли небольшой коридорчик и на этом работа заканчивалась. Иногда нам предлагали подмести двор. Тогда была вообще красота. Свежий воздух, минимум мусора, почти свобода. Наступила осень, но еще не завладела нашим Крымом в полной мере, в октябре стояла по-летнему теплая погода. Ранним утром в тюрьме тихо, никто не кричит, не переговаривается, не слышно лязга дверей. В такие моменты можно было забыть, что мы заключенные. Ни разу я не пожалела, что пошла на работу. Постоянное сидение в одной камере, да что там камере, на одной наре, сказывалось очень неблагоприятно на всем организме. А тут можно было размяться, получить порцию солнышка, надышаться вволю кислородом.

Я стояла, облокотившись на метлу, и, глядя в утреннее небо, с удивлением поняла, что провела в тюрьме уже десять месяцев. Долгий-долгий срок. Он удлинялся тем, что все дни были одинаковыми, словно это один сплошной бесконечный день, который не кончится никогда. Осень многим на свободе приносила депрессию, здесь же, наоборот, была пора, когда грустилось меньше всего. Наша сезонная депрессия начиналась весной, когда у всех в душе расцветали цветы. Я думала, что пройдет и это, как проходит все, любой срок подходит к концу, каким бы длинным он ни был.

Длилось мое счастливое рабочее время не долго. Проработала я около двух недель и заболела. Пошла вечером в туалет по-маленькому, и меня пронзила такая боль, что чуть не упала, чудом удержавшись за металлическую дверь. Кое-как доковыляла до кровати, вытирая пот со лба. Цистит это бич женщин в тюрьме. Не знаю, как и почему, но все постоянно им болели. В привычку многих входило наливать горячую воду в пластиковые бутылки и спать, зажав эти бутылки между ног. От кипятка литровые бутылки съеживались и становились не больше пол-литровых, но зато было удобно спать с такими вот грелочками. На другое лечение рассчитывать не приходилось. Вот и меня сразил этот недуг. Мало того, что резкая боль была нестерпимой, так еще и в туалет хотелось каждые две минуты. Это было невыносимо. Никакая бутылка меня не спасала, и я даже не могла встать с кровати — так обессилела. Наташа постоянно грела воду и меняла мне бутылки, но этого было мало.