Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 51

Единственный плюс был в том, что в колонию можно было передавать любые продукты в любых количествах. Хоть закрытые консервы, хоть стеклянные банки, хоть мешок картошки. Так что видимо все кормление заключенных ложилось на плечи семей. Я слышала не раз сетования людей о том, что зэков в тюрьме кормит государство, а детей в школах нет. Но это далеко не так. Назвать кормежкой это варево, де еще и в таком скудном количестве просто язык не поворачивался. Возможно, денег выделялось намного больше, но куда они шли, я не знаю. Только точно знаю, что не на еду. К тому же женщины в колониях работали, шили рабочую одежду, форму, постельное белье. Колония продавала это, и я знаю, что она имела немало заказов от того же государства по смешным ценам. Своей работой заключенные себя сами и кормили.

Говорили, что все зависит от начальника колонии. В некоторых были очень хозяйственные товарищи: у них и огороды, и свои куры, и свиньи. Такие начальники умели договариваться с кем надо и производить то, что нужно потребителю. Когда они не клали в карман заработанное, а кормили заключенных, всем было хорошо. Как-то Дюймовочка прислала мне письмо, в котором рассказывала о своей жизни в Харькове. Она говорила, что еды было просто вдоволь. Ставили одну большую кастрюлю на стол, садились всем отрядом и накладывали себе, кто сколько хотел. И еда не была сродни нашему кабачковому супу, а хороший борщ и гречка с мясом. Видимо Днепродзержинску с начальником не повезло, раз допустил такой голод.

Когда я поела, меня повели в то помещение, где у меня осматривали и конфисковали вещи. Теперь мне вернули сумку, и я, прижимая к груди свои сокровища, ощущала себя счастливой. Переодеться не было возможности, но мои наряды были со мной, и от этого настроение улучшилось еще больше. Меня пугали воспоминания о транзитной тюрьме, и вернуться туда не было никакого желания, но тут уж ничего не попишешь. Неделя в кошмаре, а потом домой! Да, возвращение в СИЗО воспринималось возвращением домой. В родной город, в родные стены. Как я туда хотела, рвалась всей душой!

Забирали меня одну. Я ехала в гордом одиночестве, не считая охранников за людей. Они были чем-то вроде мебели, и я даже не пыталась говорить с ними. А они, в свою очередь, меня одну не принимали всерьез. Вид у меня был жалкий — кожа да кости. Мне не стали надевать наручники, и ничего не говорили, когда я прильнула к маленькому окошечку в двери машины. Мужчины равнодушно привалились спинами к машине и закурили. А я до сих пор не забуду того ощущения. Пусть я была в заточении, но ощущала свободу. Я покидала ненавистную колонию, которая должна была стать моим домом, но волей судьбы не стала.

Следующие минуты стали одним из самых приятных воспоминаний в жизни: я смотрела в окошко, как машина помчалась вперед, набирая скорость, оставляя колонию позади. Одновременно с картиной удаляющейся зоны ко мне вернулась надежда. Дожди давно закончились, грунтовая дорога была пыльной, и в скором времени колонию с ее забором и колючей проволокой стало не видно. И я надеялась, что больше никогда, никогда в своей жизни не увижу этих аккуратных белых корпусов и клумб с розами. Душа пела и ликовала. Мне повезло уехать отсюда, вернуться домой, вновь попытать счастья.

Транзитная тюрьма дружелюбно встретила своими «шкафчиками». Запихнув меня в один из них, конвойные на время обо мне забыли. Сквозь просверленные дырочки я наблюдала суету, которая творилась в приемной. Насколько я могла судить, это был какой-то этап, только непонятно прибывший или отбывающий. Кто- то сжалился надо мной, и меня выпустили. Сказали встать в конец длинной шеренги арестантов. Мне не терпелось и не сиделось на месте. Я подпрыгивала и высматривала, что там происходит и с кем бы поговорить. Но помня строгие правила, установленные в этой тюрьме, помалкивала.

В какой-то миг я заметила знакомое лицо. Этот парень вез меня на поезде. Конвойный из нашего этапа! Он как раз проходил мимо, и я схватила его за руку.

— Вы из Симферополя?

— Да, а что?

— Приехали или уезжаете?

— Привезли этап и уже уезжаем назад.

— А меня заберете?

— Этап уже сформирован. Тебе придется подождать неделю.

— Нет, — взмолилась я, — пожалуйста, заберите меня отсюда.

— Как фамилия?

Я назвала, и он ушел. Вытянув шею, мне удалось увидеть, как он подошел к столу, где лежала груда папок с делами. Конвоир покопался в ней и, вынув нужную, направился к начальнику этапа.

Небрежно так сунул тому в руки мою папку и говорит:

— Вот эту еще забыли.

Начальник конвоя рассеянно глянул туда:

— Где она? Забирай быстро и выдвигаемся.

Парень подмигнул мне, а я затанцевала на месте и заорала: — Ура!

Кто-то из охранников недобро на меня покосился, но мне уже было плевать, теперь я была вне их юрисдикции. Я ехала домой! Паренек, что спас меня от пребывания на ненавистной транзитной тюрьме — еще один образец человечности. Того, что мы не безнадежны. Весь свой путь там я встречала таких вот людей. Пусть он был один на сотню, но может когда-нибудь он спасет мир, кто знает?

Поезд, поезд, милый поезд! Мне предоставили отдельное купе. Пребывала я в нем в гордом одиночестве, потому что женщин больше не было. Парни из нашего этапа вновь улыбались мне и махали руками. Казалось, что я и забыла, как выглядят мужчины. Почему-то не видя противоположный пол, все тут же начинают по нему скучать буквально спустя пару дней.

В Днепропетровске мне дали банку консервов «рис с мясом». Обычную жестяную банку. И что мне было с ней делать? Так как нам запрещалась иметь что-то острое, то эта банка становилась просто насмешкой. К тому же в СИЗО в Симферополе ее все равно отберут. Очень щедро!

В поезде товарищи по несчастью передали мне еды. Я закатила пир! Многие получили передачи от родных, поэтому у меня были даже фрукты, которых я не видела уже много месяцев. Ночь прошла относительно спокойно. Все тот же паренек даже принес мне подушку, и я спала как королева. Посреди ночи открылась решетка в мое купе, и зашел начальник этапа. Я удивленно и сонно смотрела на него, а он мягко так и по-доброму говорит:

— Давай потрахаемся.

Я опешила и даже не нашлась, что ответить, только рассмеялась. Он даже и не настаивал особо, так обыденно и спокойно это сказал. Произнес это без страсти и вожделения, словно предложил в шашки сыграть, чтобы скоротать время в дороге. Даже жалко его стало. Что у него за жизнь такая? Где его жена? Ушла от него, потому что работа у него ужасная, дома его нет все время и общается он с гадкими зэками? Или ждет его в передничке дома, а он вот так вот развлекается? Простой мужик среднего неопределённого возраста. В какой-то миг я настроилась отстаивать свою честь, но он как пришел, так и ушел, тихо закрыв за собой решетку.

Я спала под мерный стук колес и проснулась от того, что поезд остановился. Спустя несколько минут послышался шум и крики охранников, смех, суета. Прибыл джанкойский этап. Я встала и подошла к решетке в надежде что-то рассмотреть, но так как мое купе находилось с противоположной стороны от входа, и просунуть голову сквозь решетки я не могла, то так ничего и не увидела. Конвоиры открыли соседнее купе, и послышались женские голоса. Я теперь всегда была рада компании, неловкости, которая возникала прежде при виде новых лиц, теперь как не бывало. Мы все были в одной лодке, все одинаковые, поэтому и воспринимали друг друга одинаково. Но попутчиц я так и не дождалась. Их всех загрузили в соседнее купе и закрыли решетку. Бедняги, подумала я. Джанкойский этап обычно был самым многочисленным, не считая Керченского, куда собирали всех: из Керчи, Феодосии, Щёлкино, и везли одним поездом. Атак как это были самые криминогенные районы Крыма, то и этап получался самый многочисленный. И вот их всех закрыли в одно купе, тогда как я наслаждалась простором. Да еще и с подушкой.