Когда возвращается радуга. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 34

Не мудрено, что к полуденному часу, когда предполагалось схождение на берег загадочной вдовы, на Главной набережной бурлила и кипела толпа любопытных, жаждущих поглядеть на живую диковинку. И это в городе, который редко чему удивлялся, ибо принимал на своих берегах многих! Почему к полудню? А-а, народ-то всё знает: и что таможня дала «добро» на посещение славного города Марселя, а действует подобное разрешение обычно с середины дня, следующего за выдачей; и что с нынешнего утра на главном османском корабле царит оживление: драят палубы и медные части, вывесили парадный флаг Империи и вымпелы флота, готовят парадные сходни… Значит, точно, состоится Зрелище! Да ещё заранее огородили тумбами, а затем выстроили двойную цепь гвардейцев вдоль прохода от причала до места стоянки богатых экипажей, которое пока пустовало. Значит, за гостьей приедет карета, а может, и не одна. Такая важная птица, поди, разъезжает со свитой, не иначе.

— Едут, едут, едут… — зашептались в толпе.

— Это кто ж такие?

— Посольские кареты, точно говорю, одна наша, а другая турков. И ещё чья-то пожаловала…

— Тоже наша, франкская… Ох ты ж, это с чьим гербом-то?

— Тю, дурень, это ж самого герцога Эстрейского! Не хухры-мухры вам, господа приезжие, а цените честь, что оказывают… Видать, нужная нам вдова-то, ишь, как вокруг неё суетятся.

— Смотрите, смотрите!

Шапки, шляпы с перьями, пёстрые головные платки, матросские колпаки, замысловатые тюрбаны, женские чепчики модного нынче фасона — «домиком», простоволосые кудлатые головы не успевали поворачиваться, стараясь углядеть действа, происходящие одновременно и на каретной стоянке, и на борту османского галеаса.

— Эх, погода нынче подгуляла! — ёжились в толпе. — Не иначе как снег пойдёт, туча чёрная, снеговая. Ах, ты ж, северный ветер пожаловал…

— Может, то и есть Знак?

— Тю, дурни, это просто туча… Гляди-кось, а энто кто такие?

Из возка, пристроившегося неподалёку от экипажа османского посольства, выскочили четверо юношей в скудно подбитых мехом одеяньях, посиневшие от холода, с какими-то объёмистыми корзинами в руках. И по знаку посла, махнувшего платком им и лейтенанту гвардейцев — дескать, пропустите — заспешили к сходням, как раз гулко стукнувшим в гранитный берег.

Из двух зол выбирают меньшее. Послов, хоть и османских, а вместе с ними и «своих» франкских вельмож здешняя публика насмотрелась досыта, а вот явление небывалой гостьи пропустить не хотелось. Поэтому, определившись, толпа развернулась к кораблю и затаила дыхание.

Не просто дощатый настил, а широкий лестничный пролёт, обтянутый алым бархатом, устойчиво лёг от борта «Солнцеподобного» до самого начала прохода, рассекающего людское море. Тотчас к самым нижним ступеням подбежали те самые юноши с корзинами и замерли в ожидании. Дюжина османских моряков в белых коротких кафтанах и широких шароварах образовали вдоль перил с позолоченными балясинами почётный караул, остальные выстроились на верхней палубе и пожирали глазами несколько фигур, шествующих мимо, и пока что частично скрываемых от марсельцев фальшбортом и снастями.

Вот группа подошла к сходням и развернулась.

Толпа сдержанно вздохнула.

Разочарованно.

Ибо первым на сходни ступил мужчина — статный чернобородый красавец в белоснежном кафтане, в шлеме с высоким султаном, с саблей и пистолетом за красным кушаком. Капитан, не иначе. Вслед за ним шли его помощник и двое, в европейском платье. «Послы, это наши послы!» — зашептались опытные зеваки. «Видать, те, что вдову сопровождали. Глядишь, сейчас сама появится!» Лёгкая пороша красиво оседала на парадных камзолах франков, на жгуче-чёрной бородке Джафара-паши, усиливала огневую яркость бархатных ступеней и добавляла картине какую-то сказочную ноту. Но вот мужчины почти достигли гранитной мостовой — и над ними взвились облачка розовых лепестков. Это продрогшие восточные юноши раскрыли принесённые корзины — и щедро осыпали путь ступивших на франкский берег гостей, дабы на чужой земле таким же потоком снисходили на них милость Аллаха и удача.

Два ещё не старых османца, консул и посол Империи в Марселе, приветствовали соотечественников и их спутников в самых наизящнейших выражениях. Затем, не приближаясь к ступеням, издалека поклонились двум, закутанным в меха с головы до ног, женским фигурам, появившимся наверху…

— И что, так и уйдут? — заахали в толпе одни. — А гостья-то, гостья! Что ж, даже к ручке не подойдут?

— У них бабам ручки не лобызают, — поясняли другие. — За энто и схлопотать можно. Там свои порядки. Это, к примеру, у нас перед какой-нибудь монаршей зазнобой уже увивались бы; а у них женскую скромность искушать не полагается. Почтение оказали, уважили — и распрекрасно, а дальше уже её наши встречать будут. Видите того синеглазого, что поджидает? Того, что из последней кареты? Cам маршал Модильяни пожаловал, правая рука герцога Эстрейского. Глядите, глядите, а вон и бабочки появилися! Эх, и не разглядишь толком… Ах ты ж, которая из троих вдова-то?

— Из двоих, братец; третья, вишь, сзади семенит, вперёд не высовывается; ясен пень, прислуга… А энти-то красавы, глянь, в мехах, в лисах, одна рыжая, другая чёрно-бурая, это же ж каких деньжищ стоит… Лисы, брат, да мехом наружу, чтобы, значит, и красоту, и богатство показать. Не хухры-мухры…

— А глазищи, глазищи! Лиц самих не видать, но глазищи сверкают! Нет, братцы, плюньте мне в морду, если эта вдова не раскрасавица. Господь такими глазами уродин не наградит, что одну, что другую. Но которая из них?..

… Молодой человек, нетерпеливо крутящийся в толпе шагах в десяти от сходней, после очередного тычка от одного из таких же энергичных зрителей напряг спину и не слишком деликатно подался назад:

— Не напирай, деревня, видишь — старый человек со мной, задавишь…

Лёгким иноземным акцентом удивлять в Марселе было некого: красавчику энергично ответили на пяти наречиях, но, впрочем, скандал не поднимали, дабы не отвлечься от основного зрелища. Словно не слыша возни вокруг, сухопарый бровастый старец, чьи черты лица явственно повторялись в цветущей физиономии его защитника, пожевал губами, будто собираясь что-то сказать, но… промолчал, вперившись взглядом в две женских фигурки, нерешительно замершие на палубе.

— Которая из них? — в нетерпении шепнул молодой на гэльском диалекте.

Старик усмехнулся. Откинул капюшон, подставив пороше белоснежные седины.

— Та, что слева, конечно. Лиса… Рыжая лиса. Несомненно, фея.

— Ты разглядел эту… как её… ауру?

— Дурень, будь ты понаблюдательней, увидел бы, что чернокожий раб-охранник следует только за этой. Значит, она здесь и есть госпожа. А та — просто спутница.

— А какая, какая у неё магия?

— Пока трудно определить… — Серо-голубые глаза, почти выцветшие от возраста, сощурились. — Возможно, узнаем совсем скоро, или же придётся подождать… Терпение, сынок, терпение.