Советистан - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Фатланд cтр.№ 56

– Когда у меня родился сын, я попросил медсестру поставить в графе национальность «ягнобец», – поделился со мной один из мужчин, который до сих пор сидел молча, не произнося ни слова. – Она меня не послушалась и записала его таджиком, однако сегодня я рад, что она так сделала. Если бы она сделала так, как я ей сказал, на моего сына, скорее всего, свалилась бы масса ненужных проблем.

Человек, который сказал эти слова, выглядел беднее, чем все остальные присутствующие в комнате. На нем была потертая клетчатая рубашка и джинсы, которые выглядели настолько ветхими, что, казалось, вот-вот разползутся. Хорошо ухоженная белая борода обрамляла острое, лисье лицо.

– Меня зовут Миронасар, я родился в 1940-м, в год, когда в Нометконе, неподалеку отсюда, проходили сражения Великой Отечественной войны, – начал он свой рассказ. – Из всех находящихся в этой комнате я единственный, кто вернулся в долину. Я только что закончил новый дом для себя и своей семьи, когда они прилетели за нами на вертолете. Если бы я знал, что они заставят нас переехать, я бы никогда не начал строить дом. Мне пришлось собственной спиной заплатить за эту стройку.

Миронасара, его жену и четверых детей посадили в вертолеты и отправили в зафарабадские низины в колхоз. Холмахмаду тогда было восемь, Гобинасару – семь. Самой младшей дочке Шьехиби исполнился всего годик.

В течение первой недели после переезда в Зафарабад умерли Зохибнасар, Гобинасар и Шьехиби. Проведя всю жизнь в долине, в изоляции, дети не обладали иммунитетом к существовавшим в низинах болезням.

В 1981 г., после 11 лет работы в колхозе, Миронасар вместе с женой и оставшимися в живых детьми вернулись обратно в Ягнобскую долину.

– Я уезжал отсюда с черной бородой, – сказал Миронасар. – А вернулся уже с белой.

За те 11 лет отсутствия Миронасара снега и дожди полностью разрушили его дом. Стены и крыша рухнули, а местные пастухи растащили бревна, используя их на дрова. Пока Миронасар не восстановил заново свой прежний дом, семья вынуждена была жить в конюшне, которая сохранилась лучше всех остальных зданий в деревне.

– Теперь я приезжаю в Зафарабад, только чтобы навестить могилы детей, – сказал он. – Зохибнасар был каким-то особенным. Он был умным мальчиком и хорошо успевал в школе. Когда он приходил ко мне попросить десять рублей на блокнот и карандаш, я всегда давал ему 20, он так меня всегда радовал. «На оставшиеся пойди купи себе печенья и пирожков», – говорил я ему.

– Должно быть, для вашей жены было ударом потерять троих детей в такой короткий срок, – посочувствовала я.

Остальные мужчины в комнате сидели тихо, прислушиваясь к нашей беседе. Миронасар вздохнул и рассмеялся. Смех был горьким, глаза – отсутствующими.

– Именно она предложила мне вернуться, – сказал он. – Мой отец предупреждал нас, чтобы мы не уезжали. Он думал, что там будет трудно найти еду, на что я ответил, что трех пригоршней воды из источника Латабандсоя, расположенного рядом с нашей деревней, будет достаточно, чтобы утолить голод.

Через месяц после возвращения домой к ним явились десять милиционеров вместе с адвокатом, чтобы попробовать убедить семью вернуться в низины.

– Вы обязаны вернуться, за вами прислали вертолет! – давили на него полицейские.

Когда они отошли на расстояние, с которого их уже не могли услышать, адвокат сообщил Миронасару, что тот имеет право отказаться, заверив, что у полиции нет прав заставить его покинуть свой дом, однако необходимо, чтобы он проявил стойкость и решительность:

– Ребята, вы можете забрать меня обратно в Зафарабад, но живым я не дамся, – заявил Миронасар сотрудникам полиции. – Возможно, первая или вторая пуля пролетит мимо, но десятая меня все-таки достанет. Однако я все равно вас не боюсь.

Когда прилетел вертолет, полицейские вместе с адвокатом поднялись на борт, но уже без Миронасара и его семьи.

– А как протекает ваша жизнь здесь, в долине? – спросила я.

– Здесь у нас все хорошо, с какой стороны ни посмотри, в противном случае я бы никогда не вернулся назад. Я могу вам перечислить 76 различных растений, которые здесь можно найти. Когда они пробиваются по весне, мы можем питаться почками. Стоит упомянуть еще чистый воздух. Такого воздуха нет у них в низинах! Если бы мне пришлось еще раз делать выбор, то, конечно, я бы выбрал нашу чистую, холодную воду. Такую воду можно найти только здесь. В этой долине есть только одна-единственная болезнь: смерть, – Миронасар рассмеялся, обнажив острые зубы, отчего стал еще больше похож на лису.

Входили все новые и новые люди, поэтому нам все время приходилось двигаться ближе друг к другу, чтобы хватило места на всех. Держа в руках дымящийся горячий хлеб и кувшины со свежим зеленым чаем, появились молодые люди. Каждый раз, когда в комнату входил пожилой человек, молодежь поднималась и оставалась стоять до тех пор, пока он не садился. На мои вопросы отвечали только старики, да и вообще разговаривали лишь они. Молодые люди только слушали, поднимались и снова садились. А также постоянно проверяли, достаточно ли на коврике хлеба и чая.

– Это часть ягнобской культуры – демонстрировать уважение пожилым людям? – спросила я своего соседа.

– В Коране говорится о том, что молодые люди обязаны почитать старших, – ответил он. – Старики молятся только о тех, кто им по душе, и их молитвы более ценные для Бога, чем молитвы молодых.

Между стариками завязался оживленный разговор. Многие из них не виделись целый год и теперь у них было о чем поговорить.

– Старики любят беседовать о жизни, – отметил Муким с умудренным видом.

– А о чем идет речь?

– Я не понимаю многого из того, о чем они говорят, всего несколько слов, – сказал он. – Они говорят друг с другом по-ягнобски.

Попивая свой чай, я пыталась уловить смысл незнакомых слов и звуков в этом мире шляп, бород и кафтанов. Возможно, дело было в интонации, но мне показалось, что ягнобский звучал более резко и обрывисто, чем таджикский. Но поскольку я не владела ни одним из языков, то уловить разницу между ними было довольно трудно. Тем не менее самого осознания того, что я сейчас сижу и прислушиваясь к разговору на ягнобском, было достаточно, чтобы он разливался мелодией в моих ушах. Это был основной язык древней Согдианы. Это был язык зороастрийских священников, на котором они во время своих культов поклонялись богу огня более 2000 лет назад. Это был язык туземцев, на котором они, должно быть, умоляли, угрожали и вели переговоры с Александром Македонским в те времена, когда он завоевывал царство за царством – от Эллады до Индии – в период своей легендарной кампании в 300 в. до н. э. Это был язык, на котором торговцы вели переговоры о ценах на рабов на территориях, расположенных вдоль Шелкового пути. Начиная от Турции вплоть до самого Китая говорили на согдийском языке, который считался lingua franca среди торговых народов.

– Все ли ягнобцы владеют ягнобским? – поинтересовалась я у своего соседа.