Никита быстро, насколько позволяли непривычный костюм и бьющаяся о ноги шпага, направился к дому. Он был чрезвычайно взволнован предстоящей встречей со столь значительной персоной, как Генрих Наваррский, и одновременно побаивался ее непредсказуемых последствий .
– Иди за мной! – не забыл он про окоченевшего Деда.
Лакомб терялся в догадках, зачем Агриппе Д’Обинье понадобился их старый слуга, но спрашивать и тем более перечить не смел.
Эдвард пропустил господ вперед и поспешил следом.
После солнечной улицы Никита мог разглядеть лишь силуэты мужчин, которые толпились в полутемной кухне. Однако Наваррца он выделил сразу по тому, как остальные почтительно распределились вокруг его крупной фигуры.
– Агриппа! – нетерпеливо воскликнул Генрих. – Где ты ходишь?! Это на тебя не похоже!
– Простите, государь! – Никита с достоинством склонил голову. – Я должен был лично убедиться, что на улице все спокойно.
– Ладно! Пойдем скорее! У нас не так много времени! Мы утром слишком поздно выехали из Монтобана, а я собираюсь уже сегодня к ночи вернуться в Нерак и завтра отправиться в замок Ажетмо. Меня ждет моя прекрасная Коризанда! Я и сам сгораю от нетерпения в ожидании встречи с ней. Однако сейчас я хочу увидеть мою маленькую птичку, мою Генриетту!
Окружавшим его рыцарям Наваррец приказал:
– Оставайтесь здесь. Со мной пойдет только Агриппа.
Арно Лакомб, который все это время скромно стоял в сторонке, с поклоном открыл дверь, ведущую к лестнице, и жестом пригласил Генриха Наваррского и Никиту, а точнее Агриппу Д’Обинье, пройти наверх.
Никита, в свою очередь, сделал знак Эдварду, чтобы тот следовал за ними. Удивлению Лакомба не было границ, однако он снова промолчал и сам остался внизу. Наваррец легко взбежал по крутым ступеням. Никита приотстал, чтобы ненароком не запутаться в плаще и не напороться в темноте на королевскую шпагу, которую Генрих привычным жестом слегка сдвинул назад. Позади них, также соблюдая безопасную дистанцию, поднимался Дед.
– Агриппа, ты же помнишь Марию? Правда, Генриетта похожа на нее как две капли воды?!
Когда Никита вошел в знакомую комнату, Наваррец уже держал девочку на руках и с нежностью вглядывался в ее лицо, развернув к тусклому окну. Неподалеку, присев в глубоком поклоне и не поднимая глаз, замерла женщина с осиной талией.
– Встань, Анна, – сказал ей Генрих. – Скажи, здорова ли моя дочь? Ведет ли она себя как подобает?
Женщина затрепетала:
– Да, государь, Генриетта, слава Богу, здорова. Она хорошая девочка, смышленая и послушная. Мы с мужем очень любим ее.
– Я ценю ваши труды. Они и далее будут щедро вознаграждаться. Только берегите мое дитя. Пускай вырастет такой же красавицей, как бедняжка Мария, упокой Господь ее душу!
– Аминь! – отозвалась Анна и осенила себя крестным знамением. – Я дни и ночи молюсь за Генриетту и за вас, государь. Чтобы наша девочка прожила долгую и счастливую жизнь. И чтобы вы, государь, были в добром здравии, храни вас Господь!
Она снова перекрестилась.
Молчавшая до сих пор, Генриетта вдруг обхватила Генриха за шею двумя руками и громко зашептала ему в самое ухо:
– Господин Генрих, ты покатаешь меня снова на своей большой лошади?
Генрих громко расхохотался:
– Тебе понравилось ездить верхом, дитя мое?! Похоже, ты должна была родиться мальчишкой! Боюсь, в этот раз прокатиться не получится, я заехал совсем ненадолго. Но я покажу тебе кое-что другое!
Генрих сел на один из складных стульев, вытянул вперед длинную ногу в мягком сапоге и боком посадил на нее Генриетту.
Он раскачивал ногу вверх-вниз и из стороны в сторону, крепко держа девочку за руки и приговаривая:
– Эге-гей! Вперед!
Генриетта взвизгивала от восторга на каждом вираже и смотрела на Генриха глазами, полными обожания. Никита пригляделся к Анне – женщина улыбалась, глядя на счастливого ребенка, но по щекам ее текли слезы.
– Все, дитя, хватит! Моя нога сейчас отвалится. Как же я тогда буду ездить верхом? Мне ведь надо охотиться и сражаться с врагами!
Наваррец поставил девочку на пол, но тут же снова привлек к себе и посадил на колени.
– Посмотри на нее, Агриппа! Ну, разве она не красавица?! – с гордостью спросил он.
Никита разделял отцовские восторги, нисколько не кривя душой. Генриетта и правда была прелестна. Так могла бы выглядеть в детстве Изабель – тот же разрез карих глаз, те же пухлые губы и кудрявые темные волосы. Вслух, однако, он сравнил девочку совсем с другой женщиной:
– Да, государь, она настоящая красавица. И вы совершенно правы, она поразительно похожа на Марию. Надеюсь, Господь уготовил девочке более счастливую судьбу, чем та, что выпала на долю ее матери.
Видимо, Д’Обинье знал какую-то печальную историю, которая связывала Генриха с матерью Генриетты. Никакой ясности на этот счет в голове Никиты пока не было. Слова слетали с его языка сами собой, не спрашивая позволения.
Анна, дождавшись паузы в их разговоре, снова поклонилась и тихо спросила:
– Государь, прошу вас, не сочтите за дерзость! Вы проделали немалый путь из Монтобана, наверное, устали с дороги и проголодались. Могу ли я осмелиться предложить вам наши скромные кушанья и вино?
– Почему бы и нет. А, Агриппа?! Пожалуй, я и в самом деле не прочь перекусить!
Генрих благосклонно взглянул на женщину.
– Неси свои кушанья, Анна. Мы с Д’Обинье будем трапезничать здесь, наверху, а остальным накройте на кухне.
– Как прикажете, государь, – присела Анна. – Мы приготовим для вас стол в соседней комнате. Там вам будет удобнее.
Подобрав юбку, Анна быстрым семенящим шагом направилась к двери, в проеме которой торчала нескладная фигура Эдварда. Она быстро дала ему какие-то указания, и старик устремился вниз по лестнице, рискуя по дороге свернуть шею.
Вслед за хозяйкой Никита и Генрих с девочкой на руках перешли в соседнюю комнату. Она была проходная, без окон, но с небольшими отверстиями под потолком и предназначалась, видимо, для приема гостей. Вторая дверь в дальнем ее конце вела в другие покои. Генрих, а за ним и Никита сняли шпаги, сложили их в углу, а сами уселись на покрытых тюфяками широких скамьях. В камине полыхали дрова, но в помещении все равно было довольно зябко.
В доме поднялся переполох. Откуда ни возьмись набежали слуги, которые притащили в обеденный зал деревянные козлы и доски, мгновенно соорудили из них стол и постелили на него полотняную скатерть. Следом появились горшки и блюда с едой, кувшины с вином, кубки, тарелки, ножи и ложки. Эдвард суетился вместе со всеми. Кроме старика Никита увидел еще одно знакомое лицо – это был плечистый парень из амбара, который теперь таскал тяжести из кухни вверх по крутой лестнице.